от смеха. Отлично. Умирающие так не ржут.
— Эй, ликтор. Юмор у тебя прорезался, но все какой-то туалетный…
Я сделала еще пару шагов в сторону Дома.
— Учти, я был серьезен, когда говорил, что ты можешь меня вылечить.
— Неужели?
— Да. Ну просто подумай. Ты совершала невозможное только когда тебя припекало. Значит, и снять с меня эти заклятья сможешь, если припечет.
— Ух ты… Надо же. Подумаю. Наверное, ты мне пока в таком виде больше нравишься. Стань лапочкой, может, я и решусь.
Он молчал. А я шла тропинке, с каждым шагом все ускоряясь, чтобы он не остановил меня каким-нибудь вопросом. Почему-то мне было его очень жалко. Увольте! Лучше подумаю, как бы мне захотеть его вылечить. Хотя нотка злорадства все же присутствовала. Потом я вспомнила, что он вытворил даже в своем наполовину парализованном состоянии, и сникла — тело до сих пор ныло и злость на бандерложьи эксперименты до сих пор не угасла.
Когда я подошла к веранде, начался дождь. Вовремя я ушла. Сидеть с ним в одной хижине у меня желания не было, лучше уж в любимом кресле...
Разрядка
На следующее утро я спросила у мудрого ворона: «Зачем мне учиться смирению, гуру Кирс?»
Он посмотрел на меня, но ничего не ответил.
— Пожалуйста, Кирс, ну, пожалуйста! Я не понимаю что делает Бандерлог. Зачем он это делает? Ты вчера сказал, что я должна учиться смирению. Я попробовала. Это был жуткий опыт.
— Опыт важен, независимо от того, жуткий он или радостный. Если я правильно понимаю, ты говоришь о вчерашнем уроке, во время которого ты испытывала наслаждение. Это не смирение, а радость.
— Я не хочу такой радости. Меня тошнит от Бандерлога и его изуверских методов.
— В вашей реальности люди быстро проживают короткую жизнь. Бандерлог учитывает это и делает все, чтобы ускорить твое обучение. Чем ты недовольна?
— Мне… хочется держать ситуацию под контролем. Хотя бы отчасти. Он не дает мне этого делать. Я принимаю это. Пока принимаю. Надеюсь, что эти уроки помогут мне. Но смысла в них не вижу.
— Ты делала вчера дыхательные упражнения. Без его надзора. Зачем?
— Потому что он приказал!
— Нет. Это отговорка. Скажи себе правду. Не мне. Себе.
— Они мне помогают… я чувствую себя лучше…
— Это правильно. Ты изменяешься, хотя не замечаешь этого. Слишком юной попала сюда. И чтобы нагнать то, на что у других уходят десятилетия, тебе нужно стараться. И ты это понимаешь. Чувствуешь. Поэтому подчиняешься. Поэтому тренируешься. Но вовсе не потому, что я посоветовал или он приказал. Не нужно перекладывать ответственность за свои поступки на других. Это тоже урок, который тебе нужно выучить.
Кирс сердито, громче, чем обычно, хлопнул крыльями и улетел.
Я тяжело вздохнула и поднялась. Сегодня было слишком тепло и душно после вчерашнего дождя, а ведь еще утро, так что я облачилась в легкий халатик, даже без пуговиц, просто завязанный пояском. Скинуть его будет гораздо легче, чем все эти штаны-майки.
Вспомнила про быстрый путь, но намеренно пошла пешком. Сто с небольшим метров. Хоть что-то.
Мокрая трава приятно холодила голые ноги. Я шла все медленней… И вдруг увидела бабочку. Великолепную. Огромную, красную, с черными кругами, внутри которых горел ярко голубой свет, создавая эффект двух смотрящих на меня глаз. Она приземлилась на цветок и я присела рядом, разглядывая ее. Бабочка была великолепна, никогда таких не видела.
— Давай будем считать, что ты — моя счастливая примета, — шепнула я ей.
Она закрыла и снова раскрыла крылья, словно соглашаясь со мной. Я улыбнулась. Бабочка улетела, но хорошее настроение осталось со мной.
— Совсем другое дело, ликтор. Всегда бы так!
Бандерлог высунул голову из проема и с довольным видом оглядел меня.
— Светлого утра, учитель. Опустить твой дом вниз?
— Не нужно.
Голова исчезла внутри хижины, а в следующую секунду в проеме показался какой-то крупный зверь с острой мордочкой. Одним движением он спрыгнул вниз и, неловко приземлившись, снова превратился в человека.
— Я тоже так хочу, — с завистью сказала я.
— Хочешь, значит, сделаешь.
Растянувшись на мокрой траве, голый Бандерлог смотрел на меня непривычно серьезными глазами. С раскаянием, я поняла, что вчера он разорвал всю свою одежду, а я даже не подумала создать ему новую.
— Ты не замерз ночью?
— Нет. Я спал, перекинувшись в груммха — ты его видела сейчас. Хотя думать об этом надо было раньше, еще вчера, заботливая моя.
— Сам виноват. Довел меня черт знает до чего…
— Не используй дрянных слов.
— Ага, беру уроки у тебя…
— Есть ругань, которая мгновенно снимает напряжение ярости и злости, или других сильных эмоций. Она полезна. А есть неприличная, сродни древним заклятиям — ее лучше не использовать. Особенно таким как ты, волшебникам. Мало ли чего призовешь…
Он был необычайно серьезен. Что сегодня с ним такое?
— Не будем терять времени. Скидывай эту свою хламиду. И один раз оба дыхательных цикла.
На этот раз учитель только, чуть прищурившись, смотрел на меня, никак не комментируя мои действия. Почему-то выполнять упражнения под этим оценивающим взглядом оказалось даже проще, чем когда я делала их одна.
Может быть он решил побыть «лапочкой», чтобы я захотела его расколдовать?
— Все. Доску… столешницу сделай круглой. Вот так. Укладывайся в круг. Закрепи руки и ноги. Маску на глаза.
Я выполняла все указания механически, ни о чем не думая. Хуже, чем вчера, уже не будет.
Воздух вдруг разрезал тихий тонкий визг. И мне по животу ударила плетка. Почему-то я сразу поняла, что это не кнут — слишком много хвостов одновременно. Больно не было, но я вскрикнула от неожиданности. Хвосты плетки были мягкими и ласковыми.
— Не ори. Это просто легкий массаж. Будь готова. Всегда. Ко всему.
Плетка поднималась и опускалась, охаживая все мое тело. Вначале я напрягалась, потом, поняв, что этот массаж мне даже приятен, расслабилась.
Звук изменился и по ногам хлестанул жалящий удар кнута.
— Сволочь!
— Тихо, тихо, не вопи. Я же сказал — будь готова ко всему. В любой момент.
Снова начались похлопывания мягкой плеткой, но я уже не расслаблялась, в ужасе ожидая новых сюрпризов. Внезапно звуки пропали — ни плетки, ни кнута больше слышно не было. Пауза. Секунда, две, три… минута… другая… Ничего не происходило.
