от скуки, то ли от довольно голодного рациона смирились с обстоятельствами и несколько отступили от суровых воспитательных мер. Ребята собирались вместе, пели под гитару, курили. Парочки разбредались под луной, и их приходилось загонять с помощью колхозного сторожа. На ночь «детей» запирали в общежитии на ключ.
«Девочкам и мальчикам, по уши влюблённым, дождики и дворники покоя не дают!» – пел под гитару Женька, Егоров друг, известный в те годы молодёжный шлягер.
Время от времени в колхоз приезжали обвешанные сумками с домашней снедью мамы, которые очень волновались о своих чадах. Но, найдя их посвежевшими и поздоровевшими от пребывания на свежем воздухе, успокоенно уезжали назад, в город.
Егор и Женька на тот момент были свободны от любви и не забывали подтрунивать над своими сверстниками, вздыхавшими в одиночестве.
Колхозные поля вплотную подходили к крутым берегам реки Дон, гордо нёсшей свои мощные мутные воды по широкому илистому руслу. Река изобиловала воронками и водоворотами, но друзей это нисколько не пугало. Женька плавал очень хорошо, отходив почти три года на тренировки в городской бассейн. А вот Егор, хоть и умел плавать, живя всю свою жизнь в непосредственной близости от воды, но всё-таки далеко не так уверенно, как Женька, держался на воде.
В тот день утро выдалось пасмурным, а к полудню и вовсе упрямо зарядил дождь. Было решено прекратить работу. Все прятались от небесного душа, кто где мог, в ожидании автобуса до деревни.
– А давай сплаваем на тот берег! – предложил своему другу Женька. – Всё равно мокнем.
– Давай, – неуверенно согласился Егор, хотя было довольно прохладно и купаться не хотелось.
На друзьях были надеты тельняшки, и они решили (больше от форса перед девчонками) их не снимать.
Спустившись вниз по илистому берегу, они оба устремились в бурные воды реки. Доплыв почти до середины, Егор вдруг почувствовал, что силы оставляют его. Причина крылась не столько в том, что он устал от работы, но главным образом в том, что на нём была надета надувшаяся пузырём в воде тельняшка, здорово мешавшая плыть. Оценив ситуацию, Егор повернул назад и, тяжело проплыв несколько метров, попал в завихрение, потянувшее его на дно. Он попытался бороться, но сил уже не было.
«Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешного!» – взмолился он мысленно, хлебая воду. Понимая, что тонет, предпринял отчаянное действие: нырнул и, едва достав ногами до топкого дна, что было силы оттолкнулся от него в сторону. Выскочив на поверхность, Егор понял, что от воронки избавлен, и лёг на спину, увлекаемый вниз по течению. Вдруг его вынесло на мель, и он встал на ноги. Здесь река была глубиной по пояс.
– Спаси Господи! – глухо, едва дыша, поблагодарил Бога наш друг и, тяжело ступая по дну, весь в иле и глине, побрёл к берегу.
Никто ничего не заметил, кроме Евгения. Тот преспокойно пересёк реку и вернулся назад. И лишь на обратном пути увидел борьбу Егора со стихией.
– Ты что, тонул? – накинулся на него Женька, когда они выходили на берег.
– Ногу свело, – соврал Егор.
– Надо было потянуть за палец!
– Я так и сделал!
Он увидел её в коридоре школы в окружении девчонок из 9 «А». В старших классах администрация глядела сквозь пальцы на то, если девушка иногда приходила в школу в платье или костюме вместо привычного фартука. Даша (так её звали) была темноволосой и длинноногой. А в тот день начала учёбы она, одетая в нарядный костюм, выглядела просто безупречно.
«Странно, а почему она не поехала в колхоз вместе со своим классом?» – подумалось тогда Егору. Впрочем, как выяснилось позже, Даша просто заболела, простудившись накануне отъезда.
Раз в месяц в школе устраивались танцевальные вечера старшеклассников. Начинались они всегда чинно, под присмотром классных руководителей или завуча. Но где-то с середины вечера, когда внимание педагогов притуплялось, ребята начинали оттягиваться по полной: включалась музыка «Битлз» или «Роллинг Стоунз», которая считалась непозволительной в стенах учебного заведения.
В тот вечер Егор сразу заметил Дашу, весело смеявшуюся среди своих подруг. Впрочем, как показалось нашему другу, и она на мгновение стрельнула глазами в его сторону. В груди стало жарко. Из радиорубки звучал вальс, который танцевали две школьные учительницы и пара отличниц.
«Шерочка и Машерочка», – подумал о них Егор. Остальные ребята жались по стенкам.
Друзья пришли на вечер с гитарами, имея в виду продолжение сольной программы в чьём-нибудь дворе.
– Жень, давай сбацаем «Битлов» на две гитары! – шаловливо предложил Егор.
– Из школы выгонят! – хмуро прикинул Евгений.
– А для друга?
– Да, ладно! Я всё понял, давай!
– Ребята, а сейчас перед вами выступят Егор и Женя. Они споют вам песню, аккомпанируя на гитаре, – радостно объявила ничего не подозревавшая завуч школы. Чтение стихов, пение песен и вообще любые сольные выступления учащихся приветствовались. Музыку в радиорубке заглушили, и друзья вышли к микрофону.
– Ну, ёлки, влипли! – сдавленно, чтобы никто не услышал, буркнул Евгений. На друзей смотрели сотни глаз, среди которых Егор видел только её – удивлённые и такие милые.
– «Битлз» – «Ши воз джаст севентин»![1] – бодро изрёк Егор и запел, аккомпанируя себе на гитаре. Женька заиграл соло.
Оправившись от первого шока, учителя попытались помешать выступлению, но было поздно – танцевал весь зал.
Друзей отчихвостили на всех уровнях, но из школы не выгнали. Зато домой Дашу в тот вечер провожал Егор. Оказалось, что она живёт «в той же стороне», что и он. Ну а дальше… для бешеной собаки и сто вёрст – не крюк.
Это была любовь. Первая, чистая, настоящая. Однажды, отважившись на очередном свидании, он, обняв, поцеловал девушку.
– Ценный товарищ, – ляпнула удивлённая Даша, судя по всему, когда-то подслушанную фразу и доверчиво прильнула к нему.
И больше они не расставались до самого конца школы. Вместе ходили в походы, сидели у костров с гитарой, ездили купаться на речку. А когда разлучались ненадолго, мечтали о встрече.
Однажды, гуляя по городу, они набрели на старую церковь. Она оказалась действующей.
– Давай зайдём! – предложил Егор.
Его вдруг сильно потянуло в храм. В следующий момент они вошли в полутёмное помещение, где у Казанской иконы Божией Матери горели редкие тонкие свечки. Купив у служки, одиноко сидевшей за свечным ящиком, по свече, пара приблизилась к иконе. На Егора глядели огромные тёплые материнские глаза, и неожиданно к горлу подкатил ком.
– Что это со мной? – судорожно сглотнув, удивился он и покосился на Дашу. По лицу девушки, застывшей у святого лика, текли слёзы.
Летом, уже перед самым отъездом в военное училище, у него был
