в Аравии крученых йеменских тканей сортов «ал-бурда, ал-мулла, ал-ва-с а ил и ал-рудум». И, сделав это, наказал хранителям Храма из числа проживавших в Мекке йеменцев-переселенцев поступать так и впредь. Повелел содержать Ка’абу в чистоте, «не осквернять ее кровью», чтобы «не было внутри Дома Бога ни мертвечины, ни тряпья». Более того, приказал установить дверь в Ка’абе, снабженную запирающимся на ключ замком (47).
Йеменские ткани, из которых шили первые кисвы для Ка’абы, называли полосатыми. И все потому, пишет Абу-л-Фида’, историк из знатного курдского рода Айюбидов, что изготавливали их изо льна и верблюжьих волос, вследстве чего они, действительно, становились полосатыми. Затем Ка’абу стали укрывать белым покрывалом. Мастерили его из египетской ткани «ал-ка-бати». В кисву из черной шелковой материи Ка’абу первой одела Натайла, мать ‘Аббаса, после его смерти. А вот черной шелковой кисвой, протканной серебряными нитями, первым Ка’абу накрыл Хаджадж ибн Йусуф (48).
Что же касается упомянутых выше киндитов, то, отодвинувшись из Йемена в Верхнюю Аравию и объединив под своим началом несколько североаравийских племен, они стали совершать набеги на владения Сасанидов, что на территории современного Ирака, и обратили на себя внимание византийцев. Самыми дерзкими из этих набегов были те, которыми руководил вождь киндитов ал-Худжра, по прозвищу ал-Марир (Решительный). Предприняв набег, киндиты молнеиносно исчезали на «кораблях пустыни» (верблюдах) в «море песка», в просторах аравийской пустыни, и бесследно скрывались в известных только им оазисах-бухтах. Одной из характерных черт бедуинов-киндитов, рассказывают своды «аравийской старины», была присущая им способность неожиданно возникать буквально ниоткуда, обрушиваться на врага, как гром среди ясного неба. К 480 г. влияние царства киндитов простиралось до Хиры, столицы Лахмидов. После смерти Худжра земли, которыми он управлял, отошли его сыновьям, Му’авиййи (по прозвищу Черный) и ‘Амру. Один из потомков основателя племенного союза киндитов, вошедший в сказания и предания аравийцев Харис, сын ‘Амра, был настоящим ужасом для Сасанидов. Его бедуины вели себя в схлестках с Сасанидами отважно и дерзко, не ведая страха, как машины смерти. Города, осаждаемые ими, сразу же сдавались. Гарнизоны, оборонявшие их, опускались на колени, а жители цепенели в ужасе.
В 503 г., во время очередной сшибки (502–506) Византии с персами, византийцы вступили в переговоры с Харисом. Была достигнута договоренность, что киндиты и подвластные им другие бедуины Аравии, выступят союзниками византийцев. И обратят оружие свое, «острые клинки и стрелы дальнобойные», кавалерию их, верблюжью и конную, против Лахмидов, вассалов Персии. Услуги, оказанные тогда Византии киндитами, их внезапный набег на Хиру и удар в спину неприятеля византийцев, обошлись Константинополю недешево. Киндитам выплатили довольно крупное по тем временам вознаграждение, «золотом и каменьями драгоценными». Казначеи императора Анастасия (430–518), как шутят историки, надолго, по-видимому, запомнили «прейскурант» услуг кочевников-киндитов. Но дело, сделанное ими, того стоило.
В начале VI века в пртивостоянии Византии с Персией возникла «пауза тишины», и в отношениях Константинополя с киндитами образовалась трещина, в которою и провалилось легендарное царство киндитов. Со временем оно бесследно исчезло в песках Аравии, как многие до него и после него. Но память арабов Аравии о племени, которое основало это царство, не стерлось. И во многом, думается, благодаря тому, что имя этого племени йеменитов воспел в своих стихах Имр’-л-Кайс, величайший поэт Древней Аравии. В племенах Аравии этого прославленного потомка одного из знатных родов династии правителей Хадрамаута называли «блуждающим принцем». Всю жизнь, как гласят сказания, он «скитался от племени к племени», страстно желая «возродить былые славу и величие рода своего». Слыл отважным и искусным воином. Но имя свое в историю «Острова арабов» вписал тем, что стал одним из величайших «рыцарей слова» и любимых «златоустов» арабов Древней Аравии. И вознес он на вершину славы, повествуют предания, имя древнего рода своего. Заставил заговорить и о нем самом, и о ратных делах его предков, в том числе легендарного деда Хариса, не только в племенах и царствах Аравии, но и за ее пределами — в Персии и Византии.
Когда в 530 г. император Юстиниан задумал, выражаясь языком тех лет, «учинить всюду персам вред и ущерб», то не мог, конечно же, не вспомнить, как помогли в свое время византийцам в борьбе с персами на восточных рубежах империи арабы-киндиты.
И задался Юстиниан мыслью возродить царство киндитов. Имя Имра’-л-Кайса гремело тогда по всей Аравии. На него-то император и сделал ставку. Однако замысел его успехом не увенчался. Собрать и склеить остатки угасшего царства не смог даже Имр’-л-Кайс, с его невероятной силой воли, высоким среди аравийцев авторитетом воина и поэта, недюженными умом и смекалкой. В сложившейся непростой для него тогда ситуации император Византии повел себя достойно: решил пригласить принца в Константинополь, «предоставить ему убежище», облагодетельствовать почетной должностью и, таким образом, отблагодарить за предпринятые им усилия.
Имр’-л-Кайс в Константинополь прибыл. Прием ему там оказали пышный. Юстиниан назначил его филархом (военачальником) арабских племен Палестины. Но по дороге туда Имр’-л-Кайс внезапно скончался. Согласно преданиям арабов Аравии, его умертвили, и что интересно — по приказу самого же Юстиниана. Императора до глубины души оскорбило то, что красавец-принц из Аравии, «желание которого возродить царство киндитов он поддержал и благородным порывам души его внял», умудрился за короткое время пребывания в Константинополе соблазнить одну из принцесс и нанести тем самым оскорбление ему, владыке Византии.
Возвращаясь к рассказу о Мекке, к месту, думается, будет отметить, что ритуал паломничества к Святым местам ислама в Аравии обстоятельно описал в своем «Путешествии кинанита» упоминавшийся уже нами знаменитый исследователь Востока Ибн Джубайр (1145–1217), испанский мусульманин из племени кинана. Принадлежал он к старинному арабскому роду. Родился в Валенсии. Обучался в Сеуте и Гренаде. Состоял секретарем при одном из правителей Гренады. В 1183 г. провел несколько месяцев в Аравии. Побывал в Джидде, Мекке и Медине. Ночь, когда паломники входили в Священную Мекку, замечает Ибн Джубайр, была по красоте своей неповторимой, или, как выражались в то время арабы, «яйцом бесплодия», то есть тем, что «случается единожды и продолжения не имеет» (49).
Одним из «чудес Мекки» Ибн Джубайр называет ее голубей, никогда, будто бы, не опускающихся на крышу Дома Аллаха. Случалось, что голуби, как говорится об этом в «Хрониках Мекки» ал-Азраки, приближались к Ка’абе, пишет Ибн Джубайр, но только для того, чтобы, поддерживая со всех сторон больную в стае птицу, опустить ее на крышу Храма. И вот тогда-то, по словам паловников-очевидцев, совершалось чудо: больная птица или мгновенно умирала, не мучаясь, либо чудесным образом сразу же выздоравливала, взлетала и начинала парить над Ка’а-бой. Бытует легенда, сообщает Ибн
