себе пообещали: вот налетит буря, так уж я сопротивляться не стану.
(8) Думаю над вопросом: а случись мне лечь в больницу из-за длительной болезни, где это может быть: в стране, где я живу (и где живет созданная мною семья), или в стране, где я родился (в родных местах, где живет семья, в которой я вырос)? А если бы мои родители уже не жили там, условия задачки стали бы иными? Долгие отношения «родители – дети», построенные на принципах заботы и защиты, – усиливаются ли они во время болезни, то есть речь о мысли, что ваши папа с мамой обязаны прибежать первыми, случись вам захворать, раз уж они опекали вас с самого начала вашей жизни? И если да, то до какого возраста это может продолжаться: всегда или же до того дня, когда ваши родители, видимо, будут уже не в состоянии утешать и ободрять вас (поскольку утратили силы или наступил момент, когда пришел ваш черед утешать и ободрять, быть рядом, ради ваших детей, ради вас самого, ради родителей)?
(9) Больницы, в которой я появился на свет, больше нет, теперь это многоквартирный дом. Пожелай я и в самом деле умереть в той же палате, где родился, поставь это своей целью, мне пришлось бы выкупить целый этаж и переоборудовать ту самую комнату. Маловероятно, что я этого захотел бы, но кто может знать наперед, что может показаться истинно важным по мере того, как вы стареете.
(10) Сентинелы живут вдали от остального мира, на Северном Сентинельском острове архипелага Андаманских и Никобарских островов (Индия). Эти люди, не вступающие в контакт ни с кем, являются самым демографически цельным племенем – предполагается, что их предки вышли из Африки десятки тысяч лет назад и с тех пор образ жизни всего этого племени (их от сорока до двухсот человек) нисколько не менялся. Современная жизнь с ее рисками до них не докатилась: они вытачивают стрелы из металлических обломков кораблей, торговых суден или самолетов, прибывающих издалека, что и дает им определенное представление о внешнем мире (вот бы узнать, какой смысл для них в такой информации).
В 1990-е годы предпринимались попытки завоевать доверие народов охотников-собирателей, уединенно живущих в амазонских джунглях. Им привозили подарки: кокосовые орехи, бананы, пластмассовые игрушки, промышленные товары. Годы спустя оценили результат: распространение заразных болезней, социальное расслоение, воины, превратившиеся в апатичных алкоголиков, и эксплуатация детей – теперь их выводят плясать перед туроператорами. В отличие от других племен, любой контакт с сентинелами заканчивается смертью; на острове, густо поросшем лесом, они зорко бдят, их стрелы всегда наготове. В 1880 году британские колонизаторы вывезли аборигенов, и те поумирали под их покровительством; с тех пор чужеземец – это опасность, и сентинелы сторожат на берегу, готовые убить любого, кто приблизится (совсем недавно – двух рыбаков, заснувших на лодке, которую принесло туда ветром, и одного миссионера). Остров наглухо закрыт, право сентинелов оставаться свободными от любых связей с внешним миром было задокументировано (и любой, кто окажет помощь в подготовке путешествия на этот остров, будет обвинен в непреднамеренном убийстве).
Именно там самый первобытный мир на Земле, самый близкий к истокам, не менявшийся уже тысячи лет: неутолима, даже при самом горячем желании, эта необходимость взглянуть – на что похож тот мир, откуда мы родом, кем мы были тысячи лет назад, найти фундаментальные ответы. Пожелать такого – крайняя опасность, подходить близко к острову рискованнее, чем к Бронксу, предместьям Лос-Анджелеса, бразильским фавелам, филиппинским переулкам, Либерии, колумбийскому картелю. Приблизиться к нему – значит погибнуть, быть пронзенным стрелой охотника-собирателя, быть убитым первобытной версией тебя самого.
(11) Моя семилетняя дочь сделала мне на сорок третий и сорок четвертый день рождения замечательные трехмерные сувениры из бумаги: идеальный дом, чтобы писать (с маленьким компьютером внутри), и идеальный музей (с картинами любимых моих художников и одной – ее собственной). Она говорит, что в день моей смерти – раз это так же важно, как и день рождения, – она склеит для меня кладбище из бумаги с какой-нибудь фигуркой, склонившейся в молитве.
(12) Выражение «Конец есть начало чего-то другого» неприменимо к:
– концу света,
– собственной смерти.
(13) Скорее всего, любой из нас умрет до того, как человечество погибнет. И все-таки полностью быть уверенным нельзя – ибо никогда не известно, что может случиться (эпидемия, после которой уцелеет лишь один-единственный человек с иммунитетом от нее; катаклизм, в котором все погибают, а остается только один человек, оказавшийся не там, где он разразился). Рассчитывать на это не стоит, остаться последним человеком на Земле – это глобализированная и тотальная форма агорафобии: мир как пустое пространство, странно обезлюдевшее, и, если у вас, единственного выжившего, возникнут проблемы, спасти вас будет некому. Это до такой степени маловероятно, и все-таки окончательно сбрасывать со счетов такую возможность не стоит. Ибо шестьдесят пять с половиной миллионов лет назад никакая форма жизни не могла и представить себе массового и неотвратимого вымирания такого множества животных и растительных видов вследствие комбинации из падения астероидов, вулканических извержений, радиоактивных облаков и кислотных дождей.
(14) Чему субъект западной культуры, живущий в XXI веке, может научиться за сорок четыре года существования:
От отца – свободомыслию.
От матери – думать о других.
От жены – любить по-настоящему.
От детей – умению оберегать.
От друзей – постоянству в связях.
От писательства – возможности высказаться.
От разговоров о самом себе – тому, что не все следует говорить вслух.
От тревог – что они преходящи.
От природы – что она незыблема.
От юмора – что это манера поведения.
От других – что нужно говорить «спасибо».
От города – что в нем много творческой энергетики.
От мира – что надо заставлять себя познавать его.
От настоящего – что оно нигде, кроме здесь и сейчас.
От жизни – что нужно быть ее частью.
От завтрашнего дня – что он принадлежит нам.
(В этой книге есть цитаты или ссылки на: Юваль Ной Харари, «Homo deus»; Хорхе Луис Борхес, «Алеф»; Джаред Даймонд, «Коллапс»; Жиль Делёз, «Переговоры»; Себастьян Болер, «Помешательство человеческое»; Филип Ларкин, «Избранные письма (1940–1985)», Луиза Буржуа, «What is the shape of this problem?», Хавьер Серкас, «Слепое пятно».)
Примечания
