на комнату с выключенным светом.
– Ах! – облегченно выдохнула она и пошла по следу таинственного существа. – Это Венэфика, моя крольчиха, – на ее руках сидел кролик, смотря на меня испуганными глазами и фыркая носом, – правда, она милая?
– Очень милая, но еще больше непредвиденная, – улыбаясь, ответил я.
– Надевай пальто, – говорит она, опуская Венэфику на пол, та снова упрыгала в темную комнату и выглянула на меня из-за угла.
– Пальто? – переспрашиваю я, смеясь над любопытным кроликом, на что Эфа ответила с застенчивой улыбкой:
– Мы идем пить кофе на крышу.
Темное небо, осыпанное мелкими кристалликами сахара, кротко приветствовало нас в этот прохладный осенний вечер. На плоской крыше дома стояли небольшой столик и мягкая скамейка, на которую мы уселись, озаряясь маленькой гирляндой звезд.
– Ну что ты грустишь? – спросила Эфа, когда я задумчиво смотрел, как испаряется в небеса мой кофе. – Все теперь будет хорошо, ты и без своего друга можешь устроить свою жизнь. Ты талантливый художник, и, по крайней мере, в мире есть один человек, который искренне верит в тебя.
– Я не об этом вовсе, – я делаю бодрящий глоток, – что-то комом в груди не дает мне дышать, я будто осознал какую-то истину, отыскал ответ, но, всякий раз обращаясь внутрь себя, по-прежнему ничего не слышу, пустота и только.
– Мне немного не понятно все это, – говорит Эфа, машинально помешивая напиток в стакане, – может быть, есть предисловие?
– Да, – говорю я, вздыхая, – и предисловие это подобно новелле.
– Разве мы куда-то спешим? – спрашивает она, поднимая брови вверх. – Впереди терпеливая ночь, не так ли?
– Да, ты права, – говорю, взглянув на небо.
Эфа посмотрела на меня, всем своим видом говоря «ну так и?»
– Ну, хорошо, Эфа, начнем с того, что я содержался в клинике с диагнозом биографическая амнезия, я помню все, кроме своей биографии. Представляешь, ты проснешься однажды утром, а в голове белый лист, да еще время от времени случаются непонятные приступы.
– Как в тот день, когда мы познакомились?
– Да, да, в голове возникают какие-то неясные видения, образы и голоса, все смешивается в какой-то сумасброд, я будто ощущаюсь на доли секунды в другом месте, но еще чаще мне является девушка…
– Девушка? Какая девушка? – снова перебивает Эфа.
– Я не знаю, она просто зовет меня, просит вернуться, убеждая себя, что это не плод моего воображения, я промотал сотни километров по городу в надежде, что, если не я, то она узнает меня при встрече.
– Вы обязательно встретитесь, – успокаивает меня Эфа, взяв за руку, – верь мне, что бы ни было в твоем прошлом, будущее принесет тебе приятные сюрпризы.
– Спасибо, но моя история имеет продолжение. Буквально за несколько дней до обещанной мне выписки из больницы в мою палату подселили Сомерсета, как оказалось, ранее он уже лежал в этой клинике и даже сбегал с нее. Тогда мне показалось, что второй раз он пришел именно за мной.
– Почему ты так решил?
– Ну, вот смотри: зачем ему брать с собой на побег абсолютно незнакомого человека, а позже обеспечивать его прибыльной работой и жильем? При всем при этом, когда мы сбежали с клиники и спустились в канализационные пути, там был ящик, в котором лежали две пары ботинок и два фонарика, понимаешь? Два!
– Постой, так ты сбежал с клиники?
– Как бы это гнусно ни звучало – да, я сбежал вместе с ним.
– Да, все это действительно странно, а ты не пробовал его спрашивать, почему в ящике всего было по два?
– Он всегда находит объяснения моим подозрениям, скользкий… Мне бы узнать, кто же он все-таки такой и чего добивается, слушай, Эф, раз уж все так далеко зашло, я должен тебе признаться, только ты никому не говори, это мы изрисовали тот абортарий.
– Что? – удивилась она. – Об этом до сих пор говорят, это сильно изменило наш город, дай-ка угадаю, и все остальное: люки, засыпанные землей бензобаки машин, массовые блокировки сим-карт и прочее – это тоже вы?
– Да, после выхода запрета на аборты Сомерсет помешался идеей о неслучайных действиях, случайно приводящих к исцелению духовности людей.
– Ну, а почему ты-то с ним был заодно?
– Сам не понимаю, он всегда так убедителен, я думал, что мы делаем все правильно, пока он не заговорил о том, что хочет захватить власть. Да еще и этот сумасшедший в очках, подожди-ка, Эфа… Помнишь человека, который гнался за нами в «Городе снов»? Почему мы тогда убегали?
– Не хочешь ли ты сказать, что и меня теперь в чем-то подозреваешь? – ее тон был ровный и спокойный. – Пока ты смотрел на меня, не отрываясь все дорогу, я увидела, как он всматривается в тебя, так, как будто долго искал, потом он достал нож и побежал на нас, что мне оставалась делать?
– Прости, прости, Эфа, все это из-за проклятого желания все узнать, я не хотел тебя обидеть.
– Ничего. Мне другое интересно, как ты теперь будешь писать портреты на заказ, ведь до этого тебе приносили заявки на дом?
– Действительно! Я даже не подумал об этом, но на первое время хватит.
– Кажется, я знаю, как тебе помочь, можно разместить объявление, у меня есть очень хороший знакомый Стив… Постой… Стив!
– Что Стив? – спрашиваю я.
– Стив – бывший следователь и очень хороший программист, может, он сможет найти информацию о Сомерсете?
– Что же ты раньше-то молчала, Эфа!
– Это ты ведь мне ничего не рассказывал, откуда я могла знать! Завтра же пойдем к нему, – сказала она.
– Эфа, сейчас!
– Сейчас? Но уже поздно.
– Может, это мой последний шанс.
Глава десятая
Эфа стучит в металлическую дверь своим маленьким кулачком.
– Кто этот Стив? – спрашиваю я.
– Он добывает компромат на известных людей для тех, кому они мешают, этим и зарабатывает, – говорит она и снова стучит в дверь.
– Смотри, тут есть звонок, – говорю я и нажимаю на маленькую зеленую кнопочку.
– Кто там? – раздался тонкий мужской голос из динамика, висевшего над дверью.
– Это Эфа Элпис! – кричит она в дверь.
– Сейчас открою! – недовольно ответили в динамике.
Стальная дверь щелкнула и сама распахнулась.
– Прям бункер какой-то, – говорю я Эфе, ухмыльнувшись.
– А то! Идем.
Дверь, снова щелкнув, закрылась.
Вокруг меня хлам. Старые кинескопные телевизоры, наполовину разобранные системные блоки, соединенные между собой, запах раскаленных транзисторов, сгоревших плат, гул кулеров, мерцание зеленых и красных диодов. Кругом толстый слой пыли. Если пройти мимо него, пыль начинала кружиться вокруг тебя, как маленькие видеокамеры, блистая объективами в тусклом свете, сканируя чужака. Для меня это свалка, для Стива – смысл
