Вместо ответа я протянула руку, и он положил мне на ладонь мешочек.
– Тебе туда, – магистр Олетьен указал мне на тот самый камень, около которого разговаривал с женщиной. И добавил: – Тик-так-тик-так… – А потом вдруг швырнул мне что-то, словно дворовый мальчишка, что кидает в толпу мертвую крысу, чтобы услышать, как завизжат девчонки. Я поймала круглый предмет, который лег в ладонь, как родной. Поймала скорее от неожиданности, чем от природной ловкости, и к своей чести не завизжала. На моей ладони лежал теплый круг отцовских часов. Тех самых, что я оставила в своей комнате. Девы, а я еще возмущалась, что мою почту читают. Интересно, а часовых у дверей спальни по ночам не выставляли? Если так, то они были очень разочарованы, так как Ивидель Астер, несмотря на совершенные грехи, почивала сном праведницы. И в одиночестве.
Я была не готова куда-то идти. Я была не готова увидеть то, что творилось за стенами уцелевшего зала Отречения. Только меня не спрашивали, меня будто вытолкнули под свет угасающего дня. Вытолкнули не руками, а словами. Вытолкнули поставленным ультиматумом и часами, что висели у пояса и неумолимо отсчитывали минуты.
В вестибюле отсутствовала дверь, а ступени крыльца разрушились. Много чего оказалось разрушенным, и речь не только о зданиях. Я вышла наружу и не сдержала пораженного крика. Он одинокой птицей полетел над пустынным Академикумом. Тонкий, жалкий и испуганный.
Над развалинами жилых корпусов жриц все еще стояла пыль. Там, где над ними обычно возвышались библиотечные башни, больше ничего не было, лишь сереющее небо. Бедный мистер Кон, он так переживал, когда рухнула первая башня, и вот, едва разобрали завал, упали и остальные. Я надеялась, что библиотекаря внутри не было, и одновременно с этим понимала, как призрачна эта надежда.
Сделав несколько шагов, я замерла, глядя на кружащуюся над обломками пыль. Солнце казалось тусклой монеткой, что скоро свалится за горизонт, словно в кошель бедняка. Если бы я увидела это сразу, если бы я очнулась там, около оружейной… Картинки из кошмарного сна с железной кошкой снова замелькали перед глазами. А сна ли? Если бы я очнулась там, что было бы тогда? Тогда вряд ли кто-то смог бы отправить меня куда-либо. Я бы сидела, как Алисия, и тихо хныкала в коленки, а может, и не тихо. Собственно, меня так и подмывало заняться этим прямо сейчас.
Я развернулась, просто чтобы не видеть этого разрушения, под ноги попало что-то непривычно мягкое, что-то неправильное. Опустила взгляд и… Забыла, как дышать. Из-под кучи щебня виднелась серая от пыли человеческая ладонь. Самая обычная, ничем не примечательная, без всяких украшений, узкая, принадлежащая скорее девушке или ребенку. Я отпрыгнула в сторону, чувствуя, как по щекам потекли слезы. Никогда, ни до, ни после всего случившегося, я не видела ничего ужаснее, ничего, что запомнилось бы мне столь ярко.
– С вами все в порядке, леди? – услышала я голос, подняла голову и встретилась с усталым взглядом карих глаз незнакомого рыцаря.
– Нет, – совершенно искренне ответила я.
И рыцарь кивнул. Он и не ожидал иного. Мы все были не в порядке. Лицо молодого человека, словно морщины, разрисовали потеки крови. Они спускались от носа, огибали губы и стекали к подбородку. Он был молод, но усталость и растерянность, которые без труда читались лице, состарили его сразу на десяток лет.
– Нет, – повторила я.
– Выжившие собираются у главного здания Ордена, оно практически не пострадало… Леди! – крикнул он, но я уже торопливо взбиралась на груду обломков, бывших еще недавно одним из учебных корпусов. Он кричал что-то еще, но я не слушала. Весь мир для меня сосредоточился в одном слове: «выжившие». Между тем словом, что я сама произносила в зале Отречения, и тем, что услышала от рыцаря, была слишком большая разница. Слишком разные декорации.
Я едва не упала, спускаясь с другой стороны, когда камушки посыпалась из-под ног.
Выжившие…
Крис, Гэли, Мэрдок, Цецилия, Кларисса, даже Дженнет… Кто угодно…
Кто-то должен был выжить. Мэри же выжила. Мэри и я.
Крис… Пожалуйста, Девы, пусть это будет мой рыцарь.
Я торопливо шептала молитвы и тут же стыдилась их. Я просила спасти одного и приходила в ужас от просьб.
Здание почты обрушилось лишь с торца, став похожим на сплюснутый с одного конца овин. Дирижабль лежал на боку, шар с тихим шипением сдувался. Пахло газом и пылью. По второму каменному пирсу прошла широкая трещина. Третий казался совершенно целым.
Я увидела оружейную. То, что от нее осталось. Только одна стена. Всего одна. Я вскрикнула, когда уловила движение, увидела фигуру и бросилась бежать быстрее, чтобы через минуту остановиться, словно налетев на стену.
Это был не Крис, и даже не железная кошка, хотя на минуту зрение сыграло со мной злую шутку, а сердце замерло, но… Фигура шевельнулась, и я поняла, что это Гэли. Поняла и почти возненавидела себя за испытанное разочарование.
– Гэли! – выкрикнула я, и подруга обернулась. Ее лицо казалось серым, словно выточенным из камня. Она сидела прямо на обломках и казалась скорбным памятником самой себе.
– И… Иви, – не с первого раза удалось произнести девушке, когда я остановилась всего в нескольких шагах.
– Гэли… А где…
– Академикум упал. – Она отвела взгляд.
– Да, – ответила я. А что еще можно было ответить?
– Остров упал, – растерянно повторила подруга, словно не веря в свои слова.
– Гэли. – Я легонько коснулась ее руки, но подруга упорно продолжала смотреть куда-то вниз.
– Что нам теперь делать? – едва слышно спросила она, поднимая голову.
– Гэли, – я наклонилась, – где остальные? Где Крис? Цецилия? Мэрдок? Где герцогиня?
– Не… не знаю. Я никого… – Она снова посмотрела куда-то вниз. – Я пришла в себя, а рядом… рядом… – И Гэли… нет, не разрыдалась, она замолчала. Это-то и испугало меня куда сильнее ее слез, ставших уже привычными. Кто был рядом, когда она очнулась?
Проследив за ее взглядом, я поняла, куда она смотрит. Поняла, что там, среди обломков, кто-то лежит. Дышать стало трудно, словно воздух вокруг превратился в мутную воду, в которой так легко утонуть.
Я с трудом выпрямилась, боясь, что ноги могут подвести, но зная, что все равно должна посмотреть, должна узнать, кто больше никогда не поднимется после падения Академикума. Я обошла подругу. Всего несколько шагов. Тихих, почти неслышных. И увидела… Сперва я заметила край серого платья, потом руку, а потом выбившийся из прически локон. Из прически, которая всегда была идеальной. Кларисса Омули Тилон никогда не позволяла себе небрежность. При жизни не позволяла, а в смерти… Смерть уравнивает всех, и учителей, и учеников. А камню, что лежал на ее груди, тоже было все равно, на кого падать.
Совсем рядом с тонкой кистью ветер трепал присыпанную пылью газету. Знакомый выпуск Эрнестальского вестника, знакомые заголовки:
