и ресторан, сияющий огнями новогодней иллюминации. Торопливо вошли в вестибюль, торопливо разделись и вдруг обнаружили, что другой одежды на вешалках пока нет (а она, между прочим, надеялась, что ее шубка легко и сразу затеряется среди других одежд – ну никак нельзя выставлять ее в первые ряды…). Вышедший к ним администратор (а осанка, а вид! да ему хоть сейчас на роль почтенного слуги в пьесу английского автора) выразительно посмотрел на часы.
– Что, опоздали? – вконец испугалась Эля.
– Отнюдь. Проходите в зал. Маленький столик у эстрады – ваш.
Ждать – этого патологически не умела Элеонора. Выучить за ночь роль, пусть даже главную, – это пожалуйста; совершить за два часа генеральную уборку квартиры – это запросто (задача облегчается тем, что квартира – двухкомнатная малогабаритка); оттарабанить утром репетицию (оттарабанить – это, конечно, сказано для куража, потому что сил и нервов иная репетиция отнимает столько, что их хватило бы на месяц жизни всякого нормального человека), а после репетиции сходить на родительское собрание в школу, а потом самой провести урок этики в колледже, а вечером, как ни в чем не бывало, выйти на сцену в роли воздушно порхающей по сцене молодой вдовушки Глафиры – все это ей тоже пока удается. А вот ждать… Хорошо, что хоть Владька невозмутим, как всегда. И предлагает дело:
– Давай прикинем пока, как и что. Опыт детских утренников здесь вряд ли пригодится.
– Да уж. Публика совершенно не та. Как мы к ним будем обращаться? Товарищи?
– «Товарищи»… Окстись! Дамы и господа, леди энд джентльмены!
– А что ты будешь читать? Любимого Бродского?
– Бродского? – Владька повел глазами по столам, обильно заставленным посудой с салатами, красной и черной икрой, белой осетриной и нежно-розовой ветчиной… – Ты думаешь, Бродский здесь будет уместен?
Элеонора задумчиво стряхнула пепел с сигареты:
– Не заносись, дорогой… Слушай, а если Бернса?
Пробираясь до калитки
Полем вдоль межи,
Дженни вымокла до нитки
Вечером во ржи…
Прелесть какая! Правда ведь – прелесть?
– Конечно. На свой лад… Не можем же мы гнать для них откровенную лажу.
– Слушай, уже почти десять! Они что – собираются появиться здесь прямо к курантам? Пойду спрошу у администратора.
– Валяй.
Объяснение оказалось простым, как мычание:
– Они же деловые люди. У них время…
– Ясно-ясно – деньги… Кстати, а оркестра не будет?
– У нас караоке.
– Тоже ясно. Экономия средств…
Вернувшись на место, Эля обнаружила, что хочет есть. Кстати, почему их столик девственно пуст?
– Слушай, Влад. А ведь у нас двадцатничек. Сходи посмотри, что там у них в буфете.
Через пару минут Владька поставил на столик две чашечки кофе.
– И это – все?! Что – по червонцу каждая?
Муж выразительно развел руки в стороны.
У заслуженного артиста России Владислава Березина каждый жест выразителен. Да и может ли быть иначе после того, как переиграешь в театре все возможные роли?! Свои стихи он сочиняет, кажется, еще и потому (кроме, конечно, главной причины – предрасположенности к еще одному виду творчества), чтобы вносить в собственное существование элемент новизны – качества жизни, для актера совершенно необходимого.
Необходимого, между прочим, и для нее, Элеоноры! И она тоже, как всякий профессиональный актер, обязана заботиться о смене впечатлений и занятий, вот только как-то так получается, что впечатления и занятия у нее более прозаического толка. Школьная жизнь детей… Преподавание в колледже… Стирки-уборки, ради того же разнообразия начинаемые то с начала (вытирания пыли с мебели), то с конца (а ну-ка, выбью сначала половичок…).
Но, между прочим, она тоже заслуженная артистка! Только, в отличие от мужа, получила это звание совсем недавно. Радовалась, как дитя… Забежав в магазин за колбасой, не удержалась, похвасталась Вале Макеевой (продавщица – ее школьная подруга):
– Поздравь, Валюх!
– Зарплату прибавили? – поспешила с вопросом прагматичная Валя.
Прочитав ответ на Элином лице, поспешила промах исправить:
– Прости. Не в деньгах же счастье.
Вот именно – не в деньгах! Когда-то у нее, Эли, была другая профессия (театральное – ее второе образование; первое было «серьезным» – техническим), так вот, другая ее профессия позволяла получать приличную зарплату, и они с мамой не ели голых макарон. Но ее, Элю, на корню съедала скука. От скуки она снова, как в студенческие годы, пошла играть в самодеятельный университетский театр, которым, между прочим, руководил профессиональный режиссер, и однажды он ей сказал: «Слушай, а ты не хочешь свое увлечение сделать профессией?» В то время она во всем советовалась с мамой. Мама сказала: «Знаешь, я свою жизнь прожила, будто постоянно ела суп без соли. С голоду не умрешь, а удовольствия – никакого. Так пусть хоть ты…» Эля знала, о чем идет речь: мама в молодости мечтала быть артисткой, но муж, то есть ее, Элин, отец, сказал: «Или сцена, или я». Мама выбрала мужа…
Эля в те времена была одинокой женщиной, никто не ставил перед ней вопроса ребром, и она легко, как с обрыва в реку, нырнула в институт искусств. Дух от такого прыжка, конечно, захватило, зато когда поплыла, стало ясно: это – ее родная стихия, только в ней она и способна жить нормально…
Владьку она встретила уже в театре, куда пришла работать. У Эли тогда самым натуральным образом поехала крыша…
Как-то очень быстро они сблизились, и вскоре Владька перебрался в ее двухкомнатную малогабаритку, захватив с собою из прежнего жилья только зубную щетку да… сына, чему его супруга – случай уникальный, но тем не менее имевший место – не очень-то и сопротивлялась. А потом у них родилась дочка. Мама успела вынянчить ее до школьного возраста.
…Наконец-то! Наконец в зале появилась первая пара. Дама сверкает украшениями, как новогодняя елка. Супруг, как и подобает посетителю такого ресторана, в меру упитан, одет с иголочки, в движениях легок и уверен. А вот и еще одна пара. А вот женщина, пришедшая, кажется, сама по себе…
В половине двенадцатого они решили взять бразды правления начинающимся весельем в свои руки: вышли на эстраду, представились, произнесли приличествующие слова по случаю уходящего старого года и предложили за него тост. Тут, кстати, оказалось, что им тоже будет что выпить и что закусить – на их столике появилась бутылка шампанского и несколько непустых тарелок.
И все пошло своим чередом. Эля чувствовала, что выглядит великолепно – медно-рыжие волосы вздымаются над головой пышным облаком, глаза сияют, и мужчины охотно включаются в предлагаемые ею игры и забавы. Неистощимый по части тостов и стихов, муж тоже
