Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
это трансцендентная "вещь-в-себе", или "единства" нет и тогда мы можем видеть те или иные структуры и говорить о них.
"<…>
Посылаю тебе первые 18 стр. своего опуса. Посылать сразу много — страшно, а спешить, вроде, некуда. Так, потихоньку и перешлю все, а если что и потеряется, то восстановить будет не трудно.
Сам я ожидаю, естественно, твой опус. И надеюсь,
Надеюсь, у тебя остался черновик твоего последнего письма.
Иначе мои реплики на него не будут до конца понятны.
"…ты сводишь "или-или" к союзу "и" = полнота и пустота, а всё остальное от мышления" (твои слова, Валера)".
От мышления — всё. От мышления — тот мир, в котором мы живём, от
"мышления" в широком смысле, куда входит и пространственно-временной
способ созерцания мира, а "полнота" и "пустота" есть результат
Юрий Власенко ДВА МИСТИКА: ШАНКАРА И ХАРМС
В разговоре с человеком, вроде бы не вовсе чуждым мистике, я как-то назвал в качестве одного из самых чистых русских мистиков Даниила Хармса. Это вызвало у моего собеседника искреннее недоумение. Я, в свою очередь, удивился этому удивлению, но, поговорив с другими, убедился, что оно достаточно распространено. Главная причина этого, как мне кажется, та, что при всей искренней восторженности и, главное, по тем же причинам, которые эту восторженность вызывают, Хармс воспринимается как бы и не совсем литературой. / А. Битов в «Повторении непройденного» пишет, как при жизни Пруткова А.К.Толстой воспринимался где-то в третьем ряду, Жемчужников — значительно дальше, а сам Козьма, хотя и был, конечно, знаменитее всех, вообще не считался литературой, был вне, хотя именно он — «чистый гений». К сегодняшнему дню ситуация несколько улучшилась, но остатки «серьёзного» отношения к литературе ещё имеют место. Бог мой! Говорят, когда Булгаков устраивал чтения «Мастера и Маргариты», многие, конечно, восторгались, что, впрочем, не мешало и восторгающимся недоумевать: на что себя человек тратит? — вон, Гладков — «Цемент» написал! Разницу между «Цементом» и «Мастером» мы теперь улавливаем, но на следующий шаг, чтобы понять, что Хармс и есть самая что ни на есть Высокая литература, ещё многих не хватает/. Они думают, что это шутка. Что так шутят. Впрочем, почти все, с кем я беседовал, замечали мне в пику, что де какой же он мистик, когда он логик, рационалист. Это, увы, очень, устойчивый миф, что будто бы мистическое и рациональное противоречат друг другу, между тем, как одно без другого просто не существует. Но в данном случае, с Хармсом, указанием на единство мистического и рационального не отделаешься. Это единство общее и единство творчества /процесса/, а есть ещё рациональные результаты. Так каковы же результаты, выводы рационалиста Хармса? А — никакие. Всё рациональное и логическое в процессе использования напрочь развалилось. А это уже — Путь.
Путь, быть может, и рациональный, но туда, где всякая логика заканчивается, точнее, как учит диалектика, в своём развитии доходит до полного самоотрицания. Нечто похожее есть в жнанийоге. Но здесь я воспользуюсь статьёй Д.Зильбермана «Откровение в адвайта-веданте как опыт деструкции языка» — «Вопросы философии», 19, №. Ну, прежде всего, «отличие веданты от буддизма в том, что здесь состояние освобождения не достигается, а разъясняется: так что путь вполне логичный, только вот само освобождение не имеет с логикой ничего общего, точнее — лежит за ней, после неё.» Достижение освобождения обеспечивается здесь семантическими средствами: все состояния психики, представляемые как субъективные переживания, последовательно описываются при помощи семантических правил действия. В этом случае картины психики уже не могут служить знаками состояний сознания: объективированные, они оказываются внешними ему и чуждыми. Вводя различие демонстрации и описания, Шанкара /основатель адвайта-веданта. — Ю.В./ рассчитывет получить /Внимание! — Ю.В./ критерий освобождения сознания. В самом деле, последовательно описывая феноменологию сознания, мы будем осведомлены о достижении мокши по признаку неописуемости».
Конечно, разрушение рацио носит у Хармса «частный» характер, «внутри его интересов», хотя нельзя исключить, что это привело лично его к вполне Абсолютным результатам. Можно сказать и так: на «частном» примере Хармс демонстрировал некий всеобщий процесс, который происходил /который они наблюдали/ не только у Чинарей и Обэриутов. Вот что пишет, например, Бьерн Поульсен: «Уильям Блей говорил, что «дорога излишеств приводит к дворцу мудрости», и эта мысль служит утешением подвергаемому нападкам носителю европейской культуры. В своей последней фазе культура осуждена на то, чтобы стать избыточной и тем самым преодолеть самоё себя, а по другую сторону культуры ждёт мудрость.» Не трудно увидеть здесь ещё одно описание мокши-освобождения. С художественным творчеством Поульсена я не знаком и не могу судить насколько в нём он «освободился», но в своём манифесте, — а предложенный текст взят из сборника литературных манифестов ХХ века, — он формулирует «освобождение» так же широко, как и Шанкара, вовсе не замыкаясь литературным творчеством: «Для нас это значит, что в сохранении верности своим культурным традициям есть определённый смысл, хотя и кажется, что они заводят нас в тупик. Это значит, что преодоление господства разума, видимо, является задачей прежде всего интеллектуальной. Традиция интеллекта — становой хребет нашей культуры, и в самой явной форме эта традиция живёт в естественных науках. Возможно, именно здесь ярче всего и проявляется кризис. Естественные науки живут верой в метод и поэтому не имеют особых возможностей скрыть последствия его применения. Научная мысль полагала себя чистой, не имеющей предпосылок и, когда обнаружила их, стала метафизической. Это открылось в спекулятивных системах, таких как теория относительности и теория атомного ядра. Сомнения в абсолютной пригодности метода, подобно песчинке, проникает в науку, которая облекает сомнение в метафизические теории, чтобы ничто не мешало её развитию. Но хотя наука продолжает развиваться, словно ничего не случилось, в её моральном климате произошла заметная перемена. Вполне естественно, что в первую очередь и с наибольшей силой этот перелом происходит в сознание пионеров науки, воодушевлённых, по всей вероятности, новой трезвостью, благоговением и уважение, но теперь уже по отношению не к разуму, а к самой жизни» /В книге «Называть вещи своими именами», М., 1986/.
Даниил Хармс соорудил плацдарм, на котором продемонстрировал разрешимость задачи по преодолению разума, или, в положительной формулировке, по достижению Освобождения. Но шаги к Освобождению /и на том же Пути/ предпринимаются повсеместно.
Задолго до того, как я впервые познакомился с произведениями Хармса и, таким образом, задолго до того, как мне пришло в голову сопоставить его с Шанкарой, я носился с мыслью написать статью «Западный Путь как свёрнутый вариант Восточного». Эти заметки всего лишь попытка хоть что-нибудь сказать по тематике этой,
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
