времени, когда видение о Нейтане подкосило Гарольда на ночной террасе, борьба между Генрихом II и архиепископом Томасом Бекетом гремела на всю Европу.
Гарольд оказался прав: честолюбец Бекет вступил на путь аскезы, отринул все мирское — кроме страсти сделать церковь самой влиятельной политической силой в Англии. Он больше не блистал перстнями и не покорял обходительными манерами — он обличал глаголом и пугал фанатичным блеском глаз, грозя Англии отлучением от церкви.
Но его упрямство натолкнулось на еще большее упрямство короля, и Гарольд не сомневался, что победа будет за Генрихом.
И правда: известие о том, что Бекет убит — или, скорее, казнен по приказу короля — настигло Гарольда вскоре после Рождества, едва он сошел с корабля на английскую землю. Тогда же он узнал, что Нейтан заточен в крепость вместе со многими другими сторонниками Бекета.
Гарольд кинулся к королеве.
Глава 8. Ришар Ангулемский
Если бы кто-нибудь отдал Ризу ключи от замка Уорик, он бы первым делом построил ворота понадежнее, да еще, может, укрепил бы полуденно-закатный угол. Полуденную стену укреплять не было необходимости, потому что она выходила на отвесный обрыв — река Эйвон здесь подмыла берег, обнажив каменные отроги.
Но в целом замок и так был укреплен неплохо: построенный когда-то против немирных полуночных провинций, он по сей день играл важную роль, распространяя влияние короля на весь Уорик и далее на полночь. С годами он стал только красивее и больше; центральный зал, где Уильям де Бомон устраивал пиры, обзавелся гигантским камином вместо кострища в центре, ранее незащищенные хозяйственные постройки обнесла стена… Так и задумаешься — а кому нужен Кенилуэрт, который обещал стать еще больше и красивее Уорика? Риз уже наслушался разговоров среди местных: многим пришлось работать на строительстве Кенилуэрта, остальным — платить налоги на это строительство, и все были возмущены.
Но в главном зале замка возмущение не чувствовалось.
Пол здесь устлали свежескошенными луговыми травами, от которых в каменных стенах поселился приятный, чистый дух. Горели хорошие, сухие факелы, дающие мало чада. Поставили целых три стола — чтобы хватило места всем участникам турнира.
Риз тоже присутствовал среди пирующих. Более того, его поединок с Шоу произвел на де Бомона со товарищи такое впечатление, что его даже посадили «перед солью» — то есть в верхней части стола, до огромной солонки. Грач, то есть брат Пассер, каким-то образом тоже оказался здесь — скромно потупив глаза и молитвенно сложив руки, поинтересовался, не возражает ли доблестный рыцарь против его скромного соседства?
— Смотрю, скромный брат не терял зря времени, — хмыкнул Джон, подвигая Грачу общую на двоих тарелку. — Как ты добился приглашения в Главный зал?
— Мое искусство врачевания произвело впечатление на настоятеля монастыря, а также на многих знатных рыцарей.
— Знатные рыцари сегодня не участвовали в боях, тебе некого было врачевать.
— Сэр Вульфрик вывихнул колено, упав с лошади. Мне удалось удачно его вправить.
У Риза чуть дернулась губа: сложнее придумать что-то менее приятное и более тяжелое для костоправа, чем вывих колена! Разве что вывих бедра.
Но Грач, видимо, в самом деле знал, что делал. Риза вот он промыл и перевязал мастерски.
— Твои таланты все многограннее, Пассер, — пробормотал он. — Лекарь, книжник, удачливый купец… Я уж не говорю обо всем прочем.
— Искусство выживания, сэр Джон, — ответил Грач с непроницаемым лицом. — Всего лишь искусство выживания.
Джон не отказал себе в удовольствии: когда до них донесли первое блюдо — оленину — он долго картинно выбирал кусок понежнее и подвинул его Грачу.
— Спасибо, но я уже поужинал, — сухо ответил тот. — Мы, монахи, должны умерщвлять плоть.
— Ага, вот именно, — Риз кивнул на настоятеля монастыря, угощавшегося, помимо оленины, еще специально принесенными только ему раками, тушенными в вине. — Давай, Грач, налегай. Я видел Юдифь среди зрителей. Очень может быть, что ситуация серьезнее, чем нам до сих пор представлялась, и работы предстоит невпроворот.
— Юдифь? — встревоженный, Грач положил в рот кусок оленины. — Хм, действительно, неплохо… Хотя здешний повар слишком налегает на уксус…
— А я говорил, — кивнул Риз и тут же вернулся к теме, занимавшей его больше всего. — Итак, что, по-твоему, Юдифь может тут делать?
Он умолчал, что у него от одной мысли о ней волосы стояли дыбом, и хотелось рыскать по всему замку сверху донизу. «Я буду стоять над ним спящим…» Три месяца о ней не было слышно — и вот, всплыла!
— Она наемница, сэр Джон. Я думаю, ей кого-то здесь заказали. Может быть, того же человека, по чью душу пришел тот наемник, с которым сражались вы?
Грач отхлебнул вина, и Риз тотчас подозвал еще виночерпия. Не то чтобы ему хотелось напоить своего работодателя, но… просто интересно было — получится ли хотя бы подпоить его?
— Может быть, — согласился Джон. — Тогда у этого кого-то — большие неприятности. И еще Юдифь очень интересуется госпитальершами. Похоже, знает что-то об одной из них… о младшей, Шоу.
— Интересуется? В каком смысле?
— Может быть, хочет шантажировать? Или они знакомы? Не знаю, но в любом случае, за госпитальершами нам тоже надо приглядывать.
— Я уже понял, — вздохнул Грач и отодвинул от себя общий бокал. — Нет уж, сэр Джон, для моего телосложения больше чем достаточно.
— Тогда кусочек свинины в меду? — предложил Риз. — Там как раз несут. Ну… если до нас не разберут те, кто рангом повыше.
Грач ему что-то не нравился последнее время. Какой-то он был бледный. Да и видения действовали на него сильнее обычного.
Обстановка в зале становилась все оживленнее.
На галерею вышли музыканты, и гости побогаче принялись кидать им мелкие монеты, заказывая музыку. Риз заметил, что даже Картер подозвала менестреля (тот проворно спустился с хоров), сунула ему что-то в ладонь — и он заиграл одну из укороченных версий баллады о Роланде. Слушая ее, Картер и Шоу сдвинули кубки с вином. (Риз заметил, что у каждой из них стоял отдельный прибор: они не делились ни между собой, ни с гостями. Особое положение, что ни говори. Также, помимо хозяйской семьи, отдельный прибор стоял у Ришара Ангулемского.)
За столами гостей победнее тоже царило веселье: Джон увидел, что кто-то из оруженосцев достал лютню, другой — виолу… И вдруг над всем этим поднялся чей-то верный и чистый тенор, хотя и не особенно сильный.
— О боже! — произнес Грач, подслеповато щурясь в направлении стола. — Неужели это Фаско…
Джон присмотрелся: и точно, Фаско! Встав во весь рост на лавке и преисполнившись чувства собственного достоинства, он
