Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
и достаточно коротко вспомнить факты. Под именем Священной Римской империи императоры Германии стремились установить гегемонию над народами Запада. Они утверждали, как учит нас Данте[133], что они являются наследниками Карла Великого и, таким образом, они являются и наследниками римских цезарей. Отсюда их притязания на право господствовать над Италией и диктовать западным князькам (reguli). Отсюда также и вынужденное притязание амбициозной Саксонской династии и еще более амбициозной династии Гогенштауфенов на право назначать епископов, монастырских настоятелей и даже папу.
Всем известно, каким был результат. В Каноссе (1077) Григорий VII разрушает власть Генриха IV и избавляет епископов и папство от воли императоров; сто лет спустя Александр III противится притязаниям Фридриха Барбароссы; а еще несколько лет спустя Иннокентий III меняет роли на противоположные и лишает императорской короны кого только пожелает. На протяжении XIII века император в лице Фридриха II определенно терпит поражение. Европейские короли, однако, решительно продолжают свое сопротивление вмешательству императоров.
И даже в начале XV века Антонин Флорентийский указывает на тот же самый факт, когда говорит: «Хотя все мирские владыки и короли должны подчиняться императору, однако есть многие короли, которые не признают его верховной власти, прибегая либо к привилегии или другого рода праву, или к простому факту, например король Франции, дож Венеции и некоторые другие феодальные сеньоры»[134]. Можно добавить, что германский император был не единственным, кто доказал право на титул наследника Карла Великого и что некоторые короли, например Людовик VII, король Франции, претендовал, хотя и тщетно, на то же самое право. Во всяком случае, Гогенштауфены не преуспели в роли миротворцев, такой как Данте предопределил единому монарху. Далеко не будучи сторонниками мира, они провели свою жизнь, ведя войны во всех возможных направлениях. Пангерманское превосходство в XIII веке потерпело полное банкротство.
Дело в том, что верными приверженцами интернационализма были папы, представители теократии, которая достигла на протяжении XIII века величайшего размаха своей власти. Тот вид интернационализма, который был возложен папами на христианские нации, неотделимые от цивилизованного мира, основывались на всеобщности христианской веры и морали, а также на дисциплине Римской церкви.
Католичество олицетворяет всеобщность. Одна глава, признанная всеми, есть хранитель великого идеала, с помощью которого управляли обществом того времени. Григорий VII уже планировал освобождение Иерусалима и реставрацию Церкви Африки[135]. Его наследник организовывал и поддерживал Крестовые походы. Иннокентий III воспользовался новыми нищенствующими орденами в целях интернационализма и католицизма. Несомненно, после середины XII века было много ереси; она лежала в основании общества подобно подводным течениям океана, не выходя на поверхность. XIII век еще не слышал предупреждений о великих переменах, которые еще грядут, и католическая вера сохраняла свой интернационализм благодаря престижу папства.
В качестве хранителя веры и морали того времени папа был также абсолютным образцом дисциплины. Самой деспотической формы папской власти добился Иннокентий III. Он снова и снова вмешивался в управление отдельных епархий. Он рассматривал случаи различного рода; его решения были универсальными и окончательными[136]. За его решениями обращались бесчисленное число раз. Настал момент, когда Иннокентий III стал думать, что сможет подчинить себе раскольническую церковь Востока.
Он мог видеть с епископского трона Константинополя патриарха, который признает его верховенство. Сербы и болгары отдавали ему должное, и на мгновение казалось, что и русские последуют их примеру.
В этом отношении ясно, что папа не только подтвердил свою супернациональную роль как главы Церкви, но также свою роль вершителя судьбы европейской политики, а также хранителя морали наций. Он не ограничивался защитой и расширением мирского наследия, а провозгласил себя повелителем всего христианского мира, ссылаясь на принцип, «что церковь имеет высшее право власти над странами, которым дарует пользу христианской цивилизации». «Христос, – как пишет Григорий VII в 1075 году, – заменил свое царствование на Земле правлением цезарей, и римские папы управляли большим количеством государств, чем владели императоры»[137]. Благодаря этой доктрине его преемники признавали королей или освобождали их подданных от долга повиновения; они присваивали феодальные владения; они делали себя судьями выборов германских императоров; они получали почести величия на Земле; те, кого покарали отлучением от церкви, дрожали от страха.
Такое политическое превосходство было далеко не приятным всем мирским правителям. История изобилует записями об их сопротивлении; и всем известен ответ Филиппа Августа легатам Иннокентия III: «Папа не имеет права вмешиваться в дела, которые происходят между королями»[138]. Но даже когда они восставали против римских пап, короли уважали папство. Это мы видим ясно, когда Иннокентий протестовал против развода Филиппа Августа с его первой королевой, отлучает короля от церкви и заставляет его взять обратно свою законную жену. Хотя в разных других случаях он принижал его власть, этот поступок папы – порицание нарушения морального закона великим королем, есть один из благороднейших случаев проявления его теократической власти. Точно так же его уважали, когда он вмешался, чтобы предотвратить войны, которые считал несправедливыми, и когда он прибегнул к третейскому суду, чтобы положить конец спорам. Над сообществом государств, так и над отдельными личностями он обладал высочайшей властью. «Каждый король имеет свое королевство, – писал Иннокентий III, – но Петр имеет преимущество над всеми, ввиду того что он есть наместник Его, того, кто правит Землей и всем, что есть на ней»[139].
После такой констатации исторических фактов кажется излишним обращать внимание на то, что humana universitas (общество человечества) XIII века не представляет собой сообщество наций в современном смысле этого термина.
Оно не могло быть более чем обществом европейских государств как они тогда существовали, каждое из которых до некоторой степени было несформировавшимся и включающим разнородные расы и разные языки[140].
Августин оставил нам это прекрасное определение мира: это порядок, который дает нам безмятежность, pax omnium rerum tranquillitas ordinis («Мир всего – спокойствие порядка»)[141]. Как только все находится на своих местах и каждая вещь там, где она должна быть, благодарный покой парит надо всем. Весь XIII век находится под влиянием этой формулировки. Все человеческие науки, настоящие и будущие, имеют свое место, отмеченное в классификации знаний; все проблемы философии занимаются ими, и они были решены и согласованы в господствующей схоластической философии; все, что искусство может одарить красотой, было собрано в соборах; все великие общественные факторы, которые входят в жизнь государства, были объединены в равновесии; и теоретики мечтали об обществе универсальном для всего человечества. Все верили, и верили с убеждением, что мир достиг состояния покоя, как конца предназначенного ему пути. Для них, современников Августа или Людовика XIV,
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
