– А квартира у вас большая?
– Четыре комнаты плюс кухня, – спокойно ответил Эндрю.
– И что это за комнаты?
– Гостиная и три спальни.
– А ванных комнат сколько?
– Две.
– Мистер Лоури, вы не могли бы описать планировку спален?
– Планировку? – не понял юноша. – В каком смысле? Вы хотите, чтобы я рассказал, как они обставлены?
– Нет, меня интересует, как спальни расположены относительно друг друга. Где именно они находятся?
– С какой целью вы задаете этот вопрос? – неожиданно вмешался Харрис.
– Если вы позволите…
– Сперва мне бы хотелось узнать, чем именно вызван ваш интерес. – Адвокат был непреклонен.
– Он что, не может ответить, как расположены спальни? – кивнул Роджер на юношу.
– Думаю, может, но зачем…
– Так он будет отвечать на мой вопрос или нет? – оборвал Локи адвоката. – На мой взгляд, он очень простой, но, если вам кажется, что он может уличить в чем-то вашего клиента, пусть Лоури на него не отвечает. А мы этот факт отметим в протоколе.
– Вы получите ответ на этот вопрос, – поджал губы Харрис и повернулся к Эндрю. – Прошу, можете ему ответить.
– Спальни находятся за гостиной дальше по коридору. Спальня моих родителей справа, потом моя спальня, а в самом конце коридора – комната Патриции. Мюриэль живет с ней… жила с ней.
– Все спальни с дверьми?
– Чего? – не понял Эндрю.
– Двери есть?
– Ну да. Конечно есть.
– С замками?
– Да. Только в моей комнате он сломан. Но на всех дверях есть замки.
– А где находятся ванные комнаты? – продолжил Роджер.
– Одна у самого входа – между кухней и гостиной. А вторая в коридоре, рядом со спальнями.
– Выходит, если человеку, находящемуся в любой из спален, нужно попасть в ванную комнату, ему для этого необходимо выйти в коридор?
– Да.
– Таким образом, если ночью Мюриэль или вашей сестре требовалось попасть в ванную комнату, они выходили в коридор. Это так?
– Да, так.
– Это когда-нибудь происходило?
– Что, сэр? – растерялся Эндрю. – Что «это»?
– Патриция или Мюриэль когда-нибудь выходили ночью в коридор? В ванную комнату?
– Думаю, да. Для человека вполне естественно встать посреди ночи и…
– Это все прекрасно, – перебил его Роджер, – но я спрашиваю конкретно о Патриции и Мюриэль. Они ходили по ночам в ванную комнату?
– Полагаю, да.
– Вы видели их в коридоре?
– Думаю, видел.
– То есть дверь в вашу спальню была открыта?
– Иногда я сплю с открытой дверью, – пожал плечами юноша. – Особенно летом. Так прохладней.
– И в чем были девушки, когда они выходили ночью в коридор? В ночных рубашках? На них вообще было хоть что-нибудь…
– Думаю, вопросов достаточно, – вмешался Харрис.
– Я просто-напросто хотел узнать… – начал Локи.
– Я прекрасно знаю, чего вы там «просто-напросто хотели узнать»! – отрезал адвокат. – А я просто-напросто ставлю вас в известность, что мой клиент отказывается отвечать на дальнейшие вопросы. Джентльмены, я полагаю, что беседа закончена. Давайте закончим с нашими делами.
Часы показывали без пяти девять. В те годы, когда правило Миранды[8] еще не вошло в обиход, при расследовании громкого убийства полицейские старались как можно дольше удерживать арестованного в участке, чтобы не попасть на вечернее заседание суда, на котором избиралась мера пресечения. Главное – дотянуть до девяти вечера, а там можно с облегчением вздохнуть. Если допрос, официальное предъявление обвинения, снятие отпечатков пальцев, набор протокола на пишущей машинке и прочая кутерьма затягивались до начала десятого вечера, задержанный оставался в участке на ночь и представал перед судьей только на следующее утро. После введения правила Миранды полицейским, помимо всего прочего, вменили в обязанность «как можно скорее после ареста» приступать к допросу. Задерживать арестованного без предъявления обвинения дозволялось лишь «на время в пределах разумного». Словосочетания «как можно скорее после ареста» и «на время в пределах разумного» эвфемизмами не являлись. Полиция чтила правило Миранды, поскольку знала, что адвокаты запросто могут развалить дела с безупречной доказательной базой из-за несоблюдения формальностей при задержании преступника. Именно в силу этой причины даже те полицейские, что мечтали о славе и жаждали увидеть утренние газеты, поющие им дифирамбы за блистательное раскрытие убийства, избегали проволочек и не затягивали с допросом и предъявлением обвинения.
Допрос Эндрю Лоури завершился без пяти минут девять, но после этого у полицейских еще оставалось немало дел. Пока помощник окружного прокурора, смоля сигарету, рассуждал о том, что детишки, выглядящие сущими ангелочками, на поверку оказываются самыми кровожадными и безжалостными душегубами, Клинг снял у Лоури отпечатки пальцев. Сделал он это трижды: один набор отпечатков предстояло отправить в Федеральное бюро расследований, второй – в базу данных полицейского управления штата, а третий – в городской отдел идентификации преступных элементов. Между делом он болтал с Эндрю, чтобы юноша наконец расслабился. Точно так же врач беседует с пациентом, одновременно поглядывая в сигмоидоскоп[9]. Берт в доступной форме объяснил Энди, что в их городе обвиняемых в убийстве под залог никогда не выпускают. Клинг добавил при этом, что, даже если речь и не шла об убийстве, освобождение под залог возможно, только если ключевой свидетель соглашается снять отпечатки пальцев. Закончив, Берт вытер юноше пальцы, после чего попросил разрешения его сфотографировать.
– А что, меня в тюрьме снимать не будут? – удивился Лоури.
На это Клинг ответил, что утром его, безусловно, сфотографируют, но им бы тоже хотелось иметь фотокарточку Энди для базы данных участка. Впрочем, если Лоури не хочет сниматься, он может отказаться. Молодой человек согласился на фотографирование, и Клинг запечатлел его на камеру «Полароид». Затем Берт заполнил в двух экземплярах протокол задержания, после чего передал арестованного Карелле. Именно Стив выехал на вызов, когда сообщили об обнаружении тела Мюриэль, он вел расследование преступления, и потому именно он и обязан был теперь предъявить Лоури официальное обвинение.
