Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
извини. Я знаю, что мы уже упоминали об этом. Но мы не рассмотрели понятие «онтологический» как следует, да? В таком контексте это всего лишь значит ответ на вопрос, к какого рода явлениям относится этот принцип. К какой реальности? В частности, значит ли что-нибудь унифицирующий принцип в ситуации, в которой делаешь ли ты что-нибудь или не делаешь не имеет никакого значения для реального мира? Если я выброшу мусор на обочину дороги, тогда, очевидно, с большей вероятностью другие люди сделают то же самое, и в этом случае категорический императив имеет реальные последствия. Но вернемся опять к автомобилисту, намеревающемуся проехать на красный свет. Поздняя ночь. Женщина отработала в вечернюю смену и стремится вернуться вовремя, чтобы, как обычно, покормить своего маленького ребенка посреди ночи. На дороге нет других машин. Если она проедет на красный, никто не узнает. Другие водители не начнут неожиданно двигаться на красный свет. Кант шепчет ей в ухо: «А если бы так поступали все…» – и она отвечает: «Но они не будут!» В такой ситуации, если бы ты знал, что твое небольшое нарушение правила не приведет к катастрофическому коллапсу закона и порядка, должен ли ты по-прежнему подчиняться?
– Я знаю, что бы сделал. Если бы умел водить.
– Да, я тоже. Это значит, что мы плохие кантианцы.
Приверженцы последней системы морали, которую мы собираемся рассмотреть, в описанных мною обстоятельствах безапелляционно сказали бы: «Да, поезжай на красный свет. Это для пользы».
Согласно этой точке зрения, люди (и маленькие собаки) являются гедонистами, то есть для нас счастье – то же самое, что удовольствие. Мы жаждем счастья, и поэтому нами руководит желание удовольствия и стремление избежать боли. Все, что мы делаем в жизни, управляется непреодолимой притягательностью одного и антипатией к другому. И удовольствие – это единственная рациональная основа для принятия решения о том, что правильно с точки зрения морали, а что неправильно. В действительности, когда мы говорим о чем-то, что это правильно, мы не имеем в виду ничего иного, кроме того, что это доставляет нам удовольствие или является его причиной; а когда мы говорим, что что-то неправильно, то, по нашему мнению, это лишит нас удовольствия или причинит боль.
– Наконец что-то, что имеет смысл!
– Такая точка зрения называется утилитаризмом; она была сформулирована Джереми Бентамом (1748–1832), а дальнейшее развитие получила в трудах Джона Стюарта Милля (1806–1873). По мнению утилитариста, действовать нравственно означает всегда сначала думать о последствиях – которые оцениваются исключительно с точки зрения удовольствия и боли – наших персональных действий. Если я дам фунт этому нищему, будет ли больше счастья в мире? Если так, то я должен достать наличные из кармана и отдать ему. Принесет ли эта новая железная дорога больше счастья (за счет продвижения более доступного и лучшего транспорта), чем неудовольствия (из-за того, что нарушает покой тех людей, которые вынуждены слушать грохот поездов, проходящих мимо нижней части их сада)? Если да, то мы должны построить эту железнодорожную линию.
Вот, вкратце, что такое утилитаризм. Среди всех теорий морали, которые мы обсуждали, эта, вероятно, самая легкая для понимания. И настало время выложить карты на стол: хотя я и восхвалял Канта во время последней прогулки, меня очень привлекает утилитаризм. Он предлагает нам объективный тест для любого действия. При совершении этого действия счастья в мире становится больше или меньше? Если больше, тогда поступай так. Если становится больше боли, тогда делай что-нибудь другое.
– Мне все еще нравится, как это звучит. Кто стал бы возражать против чего-то подобного?
– Все это кажется очень простым, но как только ты начинаешь разбираться, появляются проблемы. Одна из них заключается в том, что поиск правильного нравственного пути может быть вполне связан со сравнением разных удовольствий (и боли). Как можно сравнивать удовольствие/боль пассажиров и владельцев домов в случае с железной дорогой? А что насчет сравнения хорошей трапезы с вечером в опере? Или футбольного матча с балетом? (Можно возразить, что перечисленное на самом деле не относится к области морали, но, поскольку вы уравниваете хорошее и плохое с удовольствием и болью, тогда все, что доставляет счастье, находится в компетенции морали.)
Одно направление, которого придерживался Милль, заключается в утверждении, что существует иерархия удовольствий, в которой интеллектуальные и нравственные занятия находятся на вершине, а более грубые занятия народных масс в нижней части. Такое представление базируется на разделении, которое Милль проводит между подлинным счастьем и простым удовлетворением. Милль говорит, что «лучше быть недовольным человеком, чем довольной свиньей; недовольным Сократом, чем довольным глупцом. И если у глупца или свиньи иное мнение, то это потому, что они могут смотреть на вопрос только со своей стороны, в отличие от тех, кто может сравнивать обе точки зрения»[22]. Поэтому всегда лучше построить библиотеку, чем футбольный стадион. Однако в этом утверждении настолько очевидны собственные культурные предубеждения Милля, что такая точка зрения в действительности была не особенно популярна, и большинство современных утилитаристов довольствуются тем, что позволяют людям самим выбирать собственные удовольствия.
Наставник Милля, Бентам, полагал, что нельзя иметь иерархию удовольствий, основанную на культурной или интеллектуальной оценке. Существуют лишь удовольствие и боль, а не более возвышенные и низменные удовольствия. Тем не менее Бентам предлагает способ оценки количества удовольствия, для того чтобы помочь вам решить, какой образ действий выбрать. Бентам увлекался наукой и был убежден в том, что может применять научные методы к оценке счастья. Он называл это felicific calculus («исчисление счастья»). Для каждого удовольствия можно назначить баллы интенсивности (насколько сильное удовольствие?); продолжительности (как долго оно длится?); несомненности или сомнительности (насколько вероятно, что удовольствие будет иметь место?); близости и отдаленности (как скоро это произойдет?); плодовитости (последует ли за этим удовольствием еще); чистоты (насколько вы уверены, что удовольствие не сменится болью?) и распространения (на скольких людей это повлияет?)[23]. Берешь блокнот, подсчитываешь баллы – и вот! – ты знаешь, что делать.
– Ты на самом деле во все это не веришь, так?
– Довольно легко высмеять грубую форму утилитаризма: Диккенс весьма удачно это сделал в своем романе «Тяжелые времена». Но есть и другие, более глубокие возражения. Кант выступал против утилитаризма еще до того, как это направление мысли получило название. Как мы уже видели, Кант утверждал, что нельзя в качестве основы системы морали использовать последствия, поскольку нельзя всецело знать, каковы они будут. И, по мнению Канта, удовольствие не может быть надежным проводником в вопросе о том, что мы должны делать. Можно ли основывать систему морали на чем-то настолько
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
