и атласном топе сердито наблюдает за мной, скрещивая руки на груди. Пытается нахмурить гладкий лоб, но из-за ботокса не может. Тогда с усилием щурится и поджимает губы.
— Зачем тебе документы?
Я несколько дней придумывала, как сказать правду матери. Все чего-то ждала, ждала…
И дождалась, когда сама судьба жестоко отхлещет меня по щекам за медлительность.
— Я развожусь с Захаром! — на выдохе выпаливаю.
— Почему? — мать удивленно округляет глаза.
— Он… он… — Как же больно даже говорить об этом. — Изменил мне. С другой.
— Изменил? — вторит с той же удивленной интонацией. — Ты в этом уверена?
— Да, — киваю. — Иначе бы нашла тысячу оправданий, чтобы сохранить семью.
Мать вздыхает и подходит ко мне ближе, внимательно заглядывает в глаза, будто ищет в них намек на безрассудство, но я в своем уме.
— Кто она? — тихо спрашивает.
— Работница на одной из его автомоек. Ты ее не знаешь. Женщина как женщина, — пожимаю плечами. — Ничего выдающегося в ней нет.
Мать брезгливо морщится:
— Ты общалась с ней, что ли?
— Ездила на работу к Суворову, там и увидела. Мне хотелось посмотреть на нее.
— Идиотка! — неожиданно повышает голос, отчего я вздрагиваю. — Зачем ты так унижалась? Ужас какой-то! Не смей больше никогда так делать! — мать прикладывает пальцы к вискам и массирует их, будто у нее началась внезапная мигрень. Отвернувшись, бесцельно ходит по спальне, приговаривая: — Поверить не могу… Это дворовое отродье! Неотесанный урка! Грязный крестьянин посмел изменить моей девочке! Он вообще с головой дружит?
— Мам, пожалуйста, не высказывай это мне…
— Я просто в шоке, Лиля! Как не высказывать? Да что о себе мнит этот чумазый холоп?! Вышел из дерьма благодаря нам. Мы его научили манерам светского общества, а он так отплатил?
Конечно, мать на эмоциях преувеличивает заслуги, но я не спорю. А смысл?
— Поехали со мной в загс? Нужно написать заявление.
— Да, милая, — спохватывается она и тут же притормаживает. — Но сегодня суббота…и не разведут вас в загсе… только через суд.
Вот же черт. Найдя тапки Иры в квартире, я забыла, какой день недели. Похоже, придется немного подождать. Я подожду и не передумаю. Радует, что мама полностью на моей стороне.
Подхожу к маме и обнимаю ее. Кладу голову ей на плечо и втягиваю ноздрями родной аромат.
— Побудь со мной несколько дней в доме. Захара здесь не будет, я его выгнала.
— Дочь, — гладит меня по спине, — у меня ведь тоже есть личная жизнь.
— Пожалуйста, мне так плохо.
— Ладно, — нехотя соглашается. — И молодец, что выгнала это быдло. Он недостоин даже одним воздухом с нами дышать! — Хочу отстраниться, но мать продолжает удерживать в объятиях и, снова понизив тон, вкрадчиво спрашивает: — Надеюсь, он не собирается судиться с нами за Алену? Ты это контролируешь? Если Захар заберет дочь, то нам будет уже не так комфортно…
О чем она вообще сейчас? Не понимаю. Моя голова отказывается думать. Я хочу от нее немного заботы и поддержки, только и всего. Того, как бы поступила мама, любя своего ребенка, сколько бы лет ему ни было.
Позже договариваемся с матерью, что теперь вопросы по Аленке Захар будет решать через нее. Я пока не готова даже слышать его голос.
В течение дня муж несколько раз мне звонит, но я не отвечаю. Пишу лишь одно сообщение, что уже в коттедже и, если Суворову есть что сказать, пусть звонит Римме.
***
— Понравилось в аквапарке? — спрашиваю Алену, расчесывая ее волосы после вечернего купания.
— Да, класс! Папа прокатил меня с самой высокой горки и научил нырять. А еще мы ели в кафе…
Горько усмехаюсь. Захар отличный папа, но вот муж отвратительный.
— …А когда папа приедет домой? — спрашивает дочь.
Я сбилась со счета, сколько раз Аленка уже задавала этот вопрос… Обманывать ее насчет работы Захара становится все труднее. Собравшись с мыслями, я все-таки решаюсь на серьезный разговор.
— Аленочка, — сидя на ее кровати, откладываю расческу в сторону и разворачиваю дочь к себе лицом. — Папа не приедет домой. Мы решили жить отдельно.
— Почему?
— Мы не поладили. Так бывает в отношениях взрослых. Иногда они разводятся.
Алена округляет глазенки, которые наполняются слезами, а у меня сердце рвется на части.
— А как же папа?
— Он для тебя остается папой, а я мамой. Мы по-прежнему тебя любим.
— Но он же хочет жить с нами?!
Дочь меня неправильно понимает и начинает громко плакать. Сгребаю Аленку к себе и глажу по голове.
— Милая, ты можешь общаться с папой в кафе или на детской площадке, да где угодно…
— Но я хочу и с папой жить тоже!
Дверь в детскую резко распахивается, и на пороге появляется недовольная мать.
— Почему Аленка кричит? — спрашивает она, не переставая водить по щекам мезороллером.
— Римма! — пищит Алена и, вырвавшись из моих рук, соскальзывает с кровати, вытянув ручки, бежит к бабушке, надеясь на утешение. — Мама сказала, что папа больше с нами жить не будет! Это правда?
Мать шумно вздыхает, спрятав роллер в карман халата, присаживается перед внучкой на корточки и стирает пальцами с ее щек слезинки.
— Да, душа моя. Все так.
— Но почему? Дом большой. Пусть живет тоже! Мне жалко папу.
А мне жалко дочь, и я спешу ее успокоить:
— У него есть квартира. Не волнуйся и…
Не успеваю договорить — мама жестом приказывает мне замолчать и продолжает смотреть неотрывно на Аленку:
— Отца тебе жалко? А твою мать он почему-то не пожалел, когда полюбил чужую тетку. Ты понимаешь меня, Алена? Отец не любит твою маму, он выбрал вместо нее злую, противную тетку. За это мама его и выгнала из дома как паршивого кобеля. И ты, деточка моя, заруби себе на носу и никогда не позволяй мужчинам обращаться с тобой как с тряпкой!
Глава 18
Понедельник
Время вдали от Суворова помогло мне немного успокоиться, хотя муж всячески пытался связаться со мной, названивал — пришлось заблокировать его номер — и приезжал насколько раз. Но к Захару выходила мама и не впустила в его дом.
А я поняла, что если буду видеться с мужем, он не даст построить новую жизнь. Если я буду смотреть в глаза Захару, то мои чувства к нему никогда не остынут, а это неправильно и очень больно.
Гордисанов после клуба мне так и не позвонил, и я, не имеющая привычку навязываться, тоже молчу. Хоть я ту ночь помню смутно, но догадываюсь, что причиной его отстраненности может быть Суворов. Не знаю, насовсем ли пропал Роман. Видно будет.
Сегодня
