мыслями и обреченно произнесла:
– Мой прапрапрадедушка был незаконнорожденным сыном графини, фамилию которой я, правда, не знаю, но звали его Александр Иванов. И я думаю, что я незаконная правнучка графини Лаваль.
Она горестно вздохнула и подняла глаза, ожидая встретить сочувствующие улыбки. Но вместо этого увидела глаза Сережи, сверкавшие от восторга.
– Здорово! Вот мы и разобрались с бабушками и графьями одновременно. И не надо далеко ходить, красота! Ты молодец, Леля!
Он похлопал ее по плечу и даже сплясал пару па ногами. Но потом деловито спросил:
– А что это нам дает? Тут я чего-то недопонял.
– Я сама не понимаю, но что-то дает. Мы вернемся к Мадлен и все узнаем про Лавалей. Наверняка она что-нибудь расскажет. Ведь они имели огромную коллекцию.
И она решительно пошла обратно в отдел.
– Конечно, Лавали были известные меценаты и коллекционеры начала 19 века, – подтвердила Марина Николаевна спустя двадцать минут, несколько ошарашенная их повторным появлением. – Но я знаю только общую информацию. Подробности надо спросить у Риты Григорьевны. Сейчас я позвоню и попрошу ее помочь.
Она довольно быстро переговорила по телефону.
– Рита Григорьевна сказала, что сама зайдет через минутку, ей надо в наши края.
А пока я расскажу, что сама знаю. Итак, Александра Лаваль была дочерью Александры Лаваль, – она недоуменно замолчала и, рассмеявшись, добавила, – ну да, они все были Александры. Старшая Лаваль была дочерью Козицкого, статс–секретаря Екатерины Второй. Ее мать была из богатейшего рода горнопромышленников, и поэтому она была самой ценной невестой Петербурга. Но предпочла никому неизвестного француза по фамилии Лаваль, купила ему графский титул и прожила счастливо всю жизнь. У нее было пятеро или шестеро детей, но, по–моему, не все долго жили. Лаваль, про которую мы говорили в связи с печатью, ее дочь, вышла замуж за графа Коссаковского. Очень знаменитый польский род. Коссаковский был русским послом в Италии и тоже коллекционером. Он увлекался Египтом и даже принимал участие в составлении египетской коллекции Эрмитажа.
Она пожала плечами, не зная, что еще сказать. И тут в комнату вошла какая-то сотрудница.
– А вот и Рита Григорьевна, – обрадовалась помощи Мадлен. – Дорогая моя, помогите мне пожалуйста. Молодежь меня замучила вопросами. И хоть у нас идет абсолютно неофициальное обсуждение, мы все равно нуждаемся в Вашем мнении. Как Вы думаете, откуда у Коссаковской, урожденной Лаваль, могла появиться наша костяная шкатулка? Вы ведь в курсе, что мы там нашли?
Рита Григорьевна оказалась маленькой, очень деловитой женщиной. Она сразу включилась в разговор без лишних предисловий.
– Да, конечно. Все уже в курсе, – она взмахнула ручкой. – Я прекрасно помню каталог по Лавалям, но там не было костяных шкатулок. В их коллекцию входили в основном рукописи и книги; живопись, причем очень дорогая, вроде Рубенса и Рембрандта. И античная скульптура, конечно. Здесь им не было равных. У них даже полы были из мрамора, привезенного из дворца императора Тиберия, – она улыбнулась этому чудачеству.
Затем задумчиво почесала переносицу и посмотрела на ребят внимательнее. Видно, ее удовлетворил тот интерес, с каким они внимали, и она решилась продолжить. Неторопливо, чтобы не возникло ощущение, что она настаивает на своем мнении, Рита Григорьевна сказала:
– А вот по поводу шкатулки и печати у меня есть одна мысль. Почему они оказались именно у Александры, и она ими так дорожила, что даже сделала специальную оправу? Дело в том, что она воспитывалась в основном у бабушки. Значит, это мог быть подарок Козицкой своей любимой внучке, а вовсе не приданое от матери. К тому же, как известно, она с матерью была в натянутых отношениях. Так что, я думаю, – это наследство Козицких, а не приобретение Лавалей. Но это так, умозрительные заключения, не более того.
– А Козицкая имела коллекцию древностей? – спросила Леля.
–Точно неизвестно, она сама была из Симбирска, младшая дочь горнопромышленника Твердышева–Мясникова. Они были так же богаты, как Демидовы. За своего секретаря ее сосватала Екатерина Вторая. В этом роду был гениальный талант бизнесменов, а не коллекционеров. И женщины там были, несомненно, очень умны. Они сумели правильно воспользоваться своими деньгами. Породнились с Голицыными, Трубецкими, короче… составили светскую элиту общества.
А еще я фамилию Твердышевой встречала в связи с опальной царицей Евдокией Лопухиной. Она была монахиней и находилась с ней в Суздале в Покровском монастыре в одно и то же время. Вдруг она родня Твердышевых–Мясниковых и шкатулка родом из монастыря? Все-таки византийская вещь. Там могли хранить какие-нибудь христианские святыни.
– Хотя …, мы все любим пофантазировать. Но только на неофициальном обсуждении, – добавила она.
– А кем приходилась Твердышева Лопухиной? – почему-то взволнованно спросила Леля, чем вызвала удивленный взгляд Сережи. Но Рита Григорьевна спокойно объяснила:
– Да, может, никем. Там ведь следствие велось по делу Лопухиной, поэтому допрашивалось много народу. Есть документы, и в них фигурировала эта фамилия. Я тогда отметила в голове и вот вспомнила. Но это не мой период. Сходите в Публичку, там в отделе рукописей работает Наталья Александровна, она вам поможет, если интересно. Она по–моему даже в Суздале исследовательскую работу вела, ну я имею в виду в самом Покровском монастыре, – пояснила она ребятам.
– Спасибо огромное, – с чувством сказала Леля, – восхищаюсь вашими знаниями! Правда, правда. – Она готова была расцеловать музейных дам.
– Ну что вы, всегда рады помочь. Звоните, приходите, проконсультируем с удовольствием. Да и вы, если что узнаете, не забудьте рассказать.
– Конечно, обязательно.
Наконец, все раскланялись. И ребята вновь оказались одни.
– Чего ты вдруг приклеилась к этой Твердышевой из монастыря? – удивленно спросил Сережа, – скорее всего, она просто однофамилица.
– Нет, – убежденно сказала Леля, – она общалась с царицей, была с ней в одном монастыре, я чувствую, что здесь надо искать. Даже если Лопухина ни при чем, то, что Твердышева держала эту шкатулку в руках, я просто в этом уверена.
Девушка выглядела намного лучше, чем полчаса назад. От ее несчастного вида не осталось и следа. Ей просто не терпелось срочно бежать в Публичную библиотеку. И она, потребовав у Сережи, чтобы он вызвал такси к служебному выходу, отошла в сторону переговорить с друзьями.
– Мокий, Феодорит, вы все слышали? Нам надо непременно найти информацию про эту монахиню или послушницу, кем бы она не была в Покровском монастыре!
– Да, Лелечка, – зазвучал ласковый голос Феодорита, – я и хотел, чтобы ты в библиотеке прочитала ее письмо.
– Так ты знал! А что же не сказал? Мы с него бы начали, – удивилась Леля.
– Сама подумай, прочитала бы ты его, и что бы поняла? Нет, все правильно и закономерно, ты
