Только ощущение того, что в это время в моих руинах было также уютно, не давало мне покоя. Не забудет ли Штефан перед сном надеть футболку? Я очень на это надеялась.
А Эвелин? Она может совсем не вспомнить обо мне и спокойно надеть на ночь какой-нибудь из своих прозрачных пеньюаров с вышивкой.
Я вздохнула.
– Что с тобой, Блуменкёльхен? – спросил Оливер. – Тоска по дому?
– Нет, – быстро ответила я и похоронила в себе вопрос относительно ночных нарядов Эвелин.
Глава 7
Я удивительно хорошо спала в эту первую ночь в чужом доме. Диван оказался очень удобным, а шум, доносившийся с улицы через открытое окно, совсем не мешал. Может быть, причиной такого хорошего сна стало красное вино. Перед сном я лишь очень короткое время посвятила тому, чтобы еще раз поразмыслить о первом совместном вечере Штефана и Эвелин. Вероятно, и Штефан припас на этот случай бутылку вина. Я, словно наяву, представила его себе. С бутылкой вина в одной руке, со штопором в другой, широкая улыбка а-ля Брэд Питт на губах. Вероятно, от этой улыбки колени у Эвелин в тот же миг затряслись. От такой улыбки у всех женщин появляется дрожь в коленках. Я не знала, стоит ли мне посочувствовать ей или позавидовать. Но прежде чем я представила, как поведет себя Штефан, получив ответный взгляд Эвелин, я уже спала. Иногда сон – лучшее, что может позволить себе человек в такой ситуации.
Впрочем, особенно увлекаться этим не рекомендуется. Посредине восхитительного сна о каких-то невиданных деревьях я внезапно осознала, что проспала. И, даже не сказав деревьям до свидания, я распахнула глаза и вперилась взглядом в наручные часы, лежавшие на полу рядом с диваном.
– Черт, черт, черт! – закричала я.
Я снова слишком понадеялась на свой внутренний будильник, который всегда срабатывал, когда рассветало. Зимой – слишком поздно, летом – слишком рано. Как у петуха, всегда говорил Штефан. Я была дитя природы, только в городе это срабатывало совсем некстати. Уже минуло восемь часов утра, и с улицы доносился шум вовсю работавшего городского транспорта. При этом я еще хотела сегодня попробовать добраться до сада на автобусе. А это было связано с пересадкой и десятиминутной прогулкой пешком – совершенно точно, я опаздывала. Время, которое я с запасом отводила себе на все путешествие, было безнадежно упущено.
Стремясь скорее оказаться под струей холодной воды, которая вернула бы моей голове способность соображать, я бросилась в направлении ванной прямо в своей замечательной футболке «Мне уже исполнилось тридцать…». Первое, что я позволила себе там сделать, это опуститься на сиденье унитаза.
– Ты, глупая гусыня! Неужели трудно было завести будильник? – зло сказала я сама себе.
Именно в этот момент открылась дверца душевой кабины, и оттуда вышел абсолютно голый мужчина.
– Аааааааааа! – как резаная заорала я.
Не столько потому, что думала, что нахожусь в квартире одна. А потому, что уже хорошо сидела на унитазе, спустив трусы до самых пяток! Ничего лучшего, чем оценить фигуру мужчины, стоявшего передо мной, мне в голову не пришло. Продолжая орать, я подняла глаза от мускулистых и довольно волосатых мужских ног до довольно волосатой же груди. Ты, Боже мой…
– Пффф, – произнесла я, чтобы наконец набрать в рот воздуха.
– Это же всего лишь я, – произнес голый мужчина, выглядевший, впрочем, не менее обескураженно, чем я. Это был. Оливер, кто же еще.
Я поспешила спрыгнуть с унитаза и резко натянула трусы.
– Ты… ты… – бормотала я. – Я… я… – Я чувствовала себя словно ученица монастырской школы, впервые увидевшая голого мужчину. С большим удовольствием я сама исхлестала бы себя по щекам. – Я не знала, что ты здесь.
– Мне очень жаль, но я хотел бы закончить, – сказал Оливер.
Он взял полотенце и принялся спокойно вытирать свое тело. Очевидно, у мужчины были крепкие нервы. Я опустила глаза к полу, рассматривая плитку.
– Я проспала, ты тоже?
– Да нет, – ответил Оливер. – Мне надо быть в телецентре к десяти часам.
Он был уже сухой. Но вместо того чтобы хотя бы обмотаться полотенцем, Оливер бросил его на край ванны и принялся спокойно наносить на лицо пену для бритья. Что еще готовил мне сегодняшний день?
Я снова уставилась в пол, подходя ко второму умывальнику и доставая зубную щетку из стаканчика. Конечно, я с большим удовольствием покинула бы ванную, но это стало бы вершиной неумения владеть собой.
– Первый автобус уже ушел, – сказала я. Только почему мой голос так дрожит? – Я безбожно опаздываю.
– К счастью для тебя, ты сама шеф, – ответил Оливер. – Но ты можешь воспользоваться «ситроеном», если хочешь. А я поеду на метро.
– Это была бы неплохая идея.
От долгого напряжения мой голос никак не хотел звучать нормально. Зубная паста не хотела выдавливаться на щетку. Постепенно я стала приходить в ярость от себя самой. Соберись же наконец! Это же всего лишь голый мужчина, ничего больше. Только Оливер. Добрый старина Блуменколь. Он же не виноват, что застал тебя за пи-пи. Это совершенно житейская ситуация.
И все же это было ненормально.
Никто, в том числе и Штефан, никогда не видел меня сидящей на унитазе за этим занятием. Предстать перед кем-нибудь в таком виде считалось в моем понимании одним из десяти смертных грехов. Так я была воспитана. Моя приемная мать всегда считала, что человек, делающий пи-пи на виду у других, достоин оказаться в самой горячей преисподней. А когда я выходила замуж, она еще раз очень твердо напомнила мне, что мой брак только тогда будет крепким и долгим, если я буду следовать трем главным правилам. Во-первых: никогда не позволяй своему мужу присутствовать при родах (но до этого пока не доходило, потому что с детьми мы не спешили); во-вторых: никогда не ложись в постель, не сняв бигуди (ха-ха, мои волосы и бигуди – примерно то же самое, что Наоми Кэмпбелл и расплетенные косы!); и в-третьих: никому и никогда не позволяй видеть, как ты отправляешь свои естественные потребности.
Про меня можно говорить что угодно, но этим правилам я всегда следовала неукоснительно.
До сегодняшнего дня.
Я почувствовала, что ко всему прочему мое лицо начинает наливаться краской стыда. При всем при этом Оливер даже не был моим мужем, а всего лишь его братом. Срам!
Оливер, к счастью, похоже, не замечал моего конфуза, во всяком случае, не показал этого. Он совершенно спокойно продолжал бриться, непринужденно болтая со мной о том о сем (честное слово, не знаю о чем!), а затем не спеша покинул ванную. Все еще голый. Неужели никто не приучил человека к манерам?
Когда я через десять минут появилась на кухне, он выглядел как ни в чем не бывало. Только успел одеться.
