Я четко осознавала, что вот теперь это начало конца.
— Александр…
Он не дал мне договорить, рубанул ребром ладони воздух.
— А вот вранье я ненавижу. Да и не нужна мне тень самого себя в коллективе. Прощай, Рита. Надеюсь, ты найдешь себя в другом деле. В танцах тебе не место.
— Пожалуйста! — уже не стала сдерживать слез я.
— Сейчас ты не поймешь, но, может, позже… Ради тебя же это.
— Кислород мне перекроете? Из профессии вышвырнете? И это ради меня же? — раскричалась я.
— Настоящие таланты ярко горят, Рита, — сказал Хорьков. — Только они почти никогда не доживают до старости.
И он ушел. А я разрыдалась.
— Рита… — позвала меня Васька. — Ты это…
— Уйди! — взрычала на нее. — Видеть тебя не могу!
— Рит, — отшатнулась Рогова.
— Предательница!
— Я, конечно, понимаю, что ты расстроена, — начала было оправдываться Васька, только вот у меня красная пелена стояла перед глазами и совершенно не хотелось кого-то слушать.
— Ты не понимаешь! — пуще прежнего раскричалась я. — Просила же тебя никому не говорить. Как человека, как подругу просила. Я тебе доверяла, а ты…
— Да не могла я иначе, — всплеснула руками Рогова. — Тебе помощь нужна была. Срочно! Я испугалась. Как бы я скрыла от Хорька скорую? Шумиха на весь универ поднялась.
— К черту скорую! К черту Хорька! И тебя к черту!
— Рита…
— Ты мне жизнь испортила! Все рухнуло!
Рогова расплакалась, а я все наносила новые и новые хлесткие удары словами. Не могла остановиться. Вся эта боль требовала выхода, и Васька сработала буфером. Потом вбежала медсестра, что-то мне вколола, и мир расплылся в дымке забытья.
Утром ничего не изменилось.
Я была спокойнее, да, только все помнила. И как жизнь рухнула, и как поссорилась с единственной близкой подругой… А глаза Васьки, в которых стояли слезы, так и вовсе преследовали. Мне бы поплакаться маме, но ту дверь я тоже захлопнула. Сама.
Вокруг сформировалась зона отчуждения. И я задыхалась в этом одиночестве, а через гордость все равно переступить не могла. Глупо же, а не получилось иначе.
Мне нужна была поддержка, родной человек рядом. И поэтому я нарушила обещание, набрала Глеба первой. Он долго не отвечал, я кусала губы и слушала длинные гудки, словно музыку отчаяния.
— Я же сказал, что занят, — холодно бросил Глеб, как только появилось соединение. — Захочу — позвоню.
И отключил связь.
— Так, и что за сырость? — вошел в палату Васнецов. — Отставить, Рита Селезнева, бойцы не умеют плакать. Ты мне запомнилась своим упрямством и непоколебимой верой в почти невероятное, так что давай, не стоит портить впечатление.
— Роман А…
— Никаких оправданий и слышать не хочу. Вытирай слезы, эти стены им уже давно не верят, и собирайся. Сейчас распишу тебе лечение, покажу упражнения — и в бой. Он у тебя будет длинным, раскисать в начале пути строго противопоказано.
— Хорошо, — согласилась я.
То, что Хорек на мне крест поставил, еще вилами по воде писано. Вот приведу себя в форму — и примет меня наш гений, куда только денется?
Настроение продержалось боевым вплоть до вечера, пока не позвонил Глеб.
— Дела поднакопились, вернусь не через месяц, как планировал, а через полтора, — сказал мужчина. — Звонить буду реже, здесь плохая связь.
— Ты злишься, что я без предупреждения набрала? — зажмурилась я. — У меня тут просто, Глеб…
— Я надеюсь, это был первый и последний раз, когда ты ослушалась, Рита, — перебил он меня. — Мне нужна моя послушная мышка, поняла?
— Да, но…
— Дэди! — послышался звонкий детский голосок.
— Катя, мы с тобой давно договорились, дома ты общаешься по-русски. Так ведь? — голос Глеба звучал приглушенно, словно он прикрыл ладонью телефон, но я все равно слышала.
— Гуд, па.
— Ты уже дома? — удивилась я.
Оказалось, и Глебу было меня отлично слышно.
— Это кто? — спросила его дочь.
— Никто, — спешно ответил мужчина. — По работе. Иди поиграй.
— Но я с тобой хочу!
— Я сейчас приду, иди, Катя, — скомандовал Глеб. После короткой паузы в трубке опять раздалось его недовольное «алло».
— Никто? — с болью в сердце уточнила я.
— Не цепляйся к словам, Мышка, — недовольно высказался он. — Я дочь берегу, ты же помнишь? Пока так надо.
— Я экзамен сдала. Но все пошло несколько не так, как ожидалось. Хорьков пообещал перекрыть мне кислород с танцами.
— И ты расстроилась? Нашла из-за чего, — фыркнул мужчина.
— Это дело всей моей жизни, Глеб! Я с детства мечтала, я не живу без танцев! — разволновалась я. — Чем прикажешь мне теперь заниматься? Где искать работу?
— А зачем тебе ее вообще искать? Собой занимайся, Мышка, открой карточку, я буду переводить туда нужную сумму.
— Но… Как это собой?
— А вот так, для меня, — ответил Глеб. — Ты же хочешь меня порадовать, Мышка? Любишь?
— Люблю.
— Вот и делай так, как я говорю. Все, мне некогда, потом поговорим.
Разговор оборвался, а для меня начались тяжелые недели лечения и реабилитации. Васька не звонила, на выпускной я не пошла, просто забрала диплом, с мамой перезванивались изредка, но разговор не клеился, словно из моей жизни ушло что-то важное.
— Рита? — окликнула меня блондинка в супермаркете.
— Воронина? Привет, — поздоровалась я с бывшей одногруппницей. — Какими ветрами здесь?
— Да так, в гости забежала, только с гастролей вернулась, — стрельнула в меня глазами она. — А ты как?
— Все хорошо, спасибо, — сухо ответила ей.
Кристина состроила скорбную мордашку.
— Очень жаль, что с тобой случилось такое несчастье, — насквозь фальшиво заявила она. — Я вообще-то думала, что ты спинальница. А ты ходишь…
— Как видишь, — процедила сквозь зубы я и устремилась к кассам. — Даже бегаю.
— Но наш Хорек все равно забраковал место в своей команде, да? — допытывалась Воронина, не отставая ни на шаг. — Ну понятно, кому нужны проблемные танцоры, да? Он себе нашел здоровую, знаешь?
— Меня это не интересует.
— Да? — не поверила девушка. — А я думала, вы все-все друг другу рассказываете.
В районе солнечного сплетения неприятно защекотало в нехорошем предчувствии.
— Кристина, я спешу.
— Ну да, я тоже, — не отставала Воронина. — Так как там Рогова? Уже зазналась или пока общаетесь?
