Глоток дождя попал мне в горло…
© Токио «Кто я без тебя?»
Юля
Та ночь что-то надломила во мне, разрушила границы, изменила самые важные настройки.
Я пребываю в каком-то странном и непонятном настроении. Уже несколько дней подряд чувствую себя угнетающе подавленной. За два месяца замужества я привыкла к нестабильному эмоциональному состоянию из смеси гнева, растерянности, смущения, страха и тоски. Но когда ко всему этому добавляется какое-то нехарактерное, подсаженное извне и скрытное, будто новорожденный звереныш, чувство, я ощущаю себя хронически больной. Причем каким-то психическим расстройством. Хотя физически это тоже ощущается. Мне плохо. А сказать, что именно беспокоит, не могу. Хочу объесться сладкого, свернуться калачиком под одеялом и провалиться в двухнедельный сон.
Стараюсь ни на чем не заострять внимание. Особенно на Саульском. Но мысли о нем настырно прорываются в сознание. Представляю какие-то дико нереалистичные ситуации. Словно он обнимает меня и говорит, что я красивая и нравлюсь ему. Смешно? Увы, это еще самое адекватное из всего того, о чем я фантазирую. Мне стыдно перед самой собой. Но больше мне все же обидно, потому как я знаю, что мои мечты никогда-никогда не осуществятся. И от этого понимания, о Боги, мне вдруг хочется плакать. Лить слезы вёдрами!
Просто ПМС. Просто ПМС. Долбаные гормоны. Я схожу с ума от одиночества и безделья.
Ищу, чем себя занять. Начинаю читать книгу. Это работает совсем не так, как я рассчитываю. Все сюжетные повороты воспринимаются мною слишком остро. Вымышленные герои злят, нервируют и заставляют рыдать до икоты.
Просто кошмар наяву!
— Ситуация в городе стабилизировалась, — произносит Сауль однажды утром. — Можешь с сегодняшнего дня спокойно заниматься своими делами.
— Без Чарли?
— Не наглей, Юля, — бросает предупреждающе, а я от одного его взгляда сжимаюсь. Это совершено точно не страх. Знать не хочу, что именно. — Макар приставлен к тебе на постоянной основе.
— Чудесно.
Провожу день, занимаясь привычными для дозамужней меня делами. Несколько часов бродим с Ритой по магазинам. Чарли приходится таскать за нами многочисленные пакеты. Сегодня молчание работает против него. Вижу, что раздражается, но не возникает.
— Дыши, Чарли, дыши! Я куплю тебе галстук!
Покупаю! Один — с жирафами, второй — с кактусами. Смеемся с Савельевой, как когда-то «до» отлично проводим время. Примеряем нелепые наряды: увесистые платья с рядами кружев и рюшей, шляпы, перьевые боа.
Остаток дня проводим в салоне. Я, конечно, вызывала мастеров на дом. Но студия — это совсем другая вселенная. Нервы успокаивает, самооценку повышает, настроение поднимает.
Запрещаю себе думать о том, заметит ли Саульский, что я подстригла волосы. Папа никогда не замечал. Хотя перемены, конечно, сейчас минимальны. Длина почти не изменилась. Обновили только форму и сделали насыщеннее мой природный темно-русый. Выгляжу я, как мне кажется, свежее и ярче.
Домой возвращаюсь в кои-то веки с улыбкой. Перед ужином надеваю новый комплект белья и красивое платье. Прошу Катерину накрыть на террасе, хоть сама жуткая мерзлячка. Так любит Сауль, а я могу с пледом посидеть.
Проходит полчаса. Затем еще двадцать пять минут. Я теряю терпение. И хотя никогда прежде не звонила ему, набираю записанный в телефонной книге номер.
— Слушаю.
От звуков его голоса меня моментально затапливает волнением. И я начинаю лепетать совсем бессвязно:
— Привет… Это… Юля…
— Я в курсе.
Ну, конечно.
Молчу, шумно переводя дыхание и собираясь с мыслями, пока Саульский не задает наводящий вопрос:
— Что ты хотела, Юля?
— Я… Эмм… У Кати уже все готово. Остывает. Ты скоро будешь? — удается мне, наконец, справиться с элементарной миссией.
Щеки и шею обдает жаром смущения. Не хочу, чтобы он решил, будто я сижу и жду его, хотя так оно и есть.
— Ужинай без меня. Буду поздно.
Разочарование во мне настолько сильно… Оно поражает меня. Не сразу могу справиться с комком горькой досады и попрощаться, не выдав эмоции тоном.
А когда я, наконец, овладеваю собой, слышу в динамике тихий женский шепоток:
— Останешься с нами на ужин?
В мою грудь будто горячими гвоздями выстреливают. Я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Даже не моргаю, пока из глаз не начинают литься обжигающие потоки слёз.
— Что-то еще, Юля?
— Нет… У меня… всё…
Кажется, больнее быть просто не может. Но, прежде чем Саульский отключается, до меня долетает еще и неразборчивый детский голос.