Ни одну проблему нельзя решить подобным подходом. Причем преследуемый результат обманчив: причины, по которым по тем или иным делам могут потребоваться дополнительные слушания, нельзя устранить в судебном порядке. Большинство дел ведутся со стороны обвинения на основе имеющихся ресурсов. Важная информация на суде зачастую не раскрывается, так как в прокуратуре катастрофически недостает людей после сокращения ее штата на добрую треть (28). Свидетели порой не являются в суд, так как во врученной им повестке была указана неправильная дата слушаний либо из-за того, что в момент проведения слушаний они попросту куда-то уезжают, о чем добросовестно предупреждают прокуратуру за несколько месяцев. Либо же, как это случается чаще всего, из-за присущей жизням большинства несчастных участников уголовных дел с обеих сторон неразберихи: нездорового характера наполненных насилием отношений, из-за которого добиться присутствия жертвы в суде оказывается затруднительной задачей; нищеты обвиняемого, из-за чего он не в состоянии себе позволить купить билет на автобус, чтобы приехать в суд. По сути, из-за того, что практически невозможно навести порядок в никчемном, безвременном существовании самых низов нашего общества. Подобные трудности невозможно решить, требуя от магистратов отказывать в переносе слушаний.
Слоган «никаких переносов» был доведен до абсурдной жестокости в одном деле в конце 2017 года, когда Окружной судья, слушающий дело о сексуальном насилии, узнал, что пять членов семьи истца погибли ночью в результате несчастного случая, вследствие чего не смогли явиться в суд. Ходатайство обвинения о переносе слушания было отклонено.
Причем это вредит далеко не только стороне обвинения: подсудимые зачастую страдают еще больше. Я уже сбился со счета, сколько раз материалы, запрашиваемые у прокуратуры на протяжении месяцев, были предоставлены мне в день слушаний: огромная, толщиной сантиметров в десять, папка с, возможно, ключевой медицинской документацией или данными с мобильного телефона. Я молю магистратов перенести слушание, чтобы я мог должным образом посовещаться со своим клиентом по поводу этих запоздалых исключительно по вине обвинения данных, однако мне неизбежно предлагают в ответ: «пятнадцать минут, а затем мы начинаем слушания». Однажды я был вызван защищать человека с хорошей репутацией, обвиняемого в преследовании предполагаемого любовного соперника, после того как солиситор защиты попал в больницу за несколько минут до начала слушаний. Столкнувшись с целой кучей показаний, которых я прежде не читал, а также не разговаривающим по-английски клиентом, я подал ходатайство в свете данных особых обстоятельств перенести слушания на другую дату.
– У вас есть пятнадцать минут, – цыкнул председатель, словно обвиняемый был каким-то образом виноват в случившейся с солиситором беде. К счастью, после трех длинных дней выслушивания показаний мужчина был признан невиновным, однако многим везет куда меньше.
Смысл всего вышесказанного в том, что судебных заседаний может быть меньше и они могут проходить гораздо быстрее. Точно так же и переноситься они могут значительно реже. Вместе с тем, как по мне, так происходящее в этих судах никак нельзя назвать правосудием. Они не соответствуют гордо заявляемой уголовно-процессуальным кодексом «первостепенной задаче» оправдания невиновных и осуждения виновных. Они призваны лишь как можно быстрее и с как можно меньшими расходами разбираться с накопленными делами. Это рулетка под видом правосудия, в которой дело может рассматриваться по всем правилам только по воле случая – не благодаря существующей системе, а вопреки ей. И именно в таких условиях и осуществляется 94 % нашего уголовного правосудия.
Не столь важен вопрос, правильно ли для современной демократии делать из магистратов судей, присяжных и палачей – и внедрять удешевленную модель упрощенного правосудия, сколько то, что наше государство готовит для магистратов еще большую роль.
Движение в этом направлении происходит по трем фронтам. Во-первых, все больше и больше дел, изначально предназначенных для рассмотрения либо магистратами, либо присяжными, не допускается до Королевского уголовного суда присяжных. Официальные рекомендации призывают магистратов сдерживать такие дела, объявляя подходящими для рассмотрения по упрощенной схеме уголовные преступления, которые прежде были бы перенаправлены в Королевский суд (30). Следующим шагом, если заключения «Обзора эффективности уголовно-процессуального кодекса», составленного в 2015 году Сэром Брайаном Левесоном, будут приняты в полной мере, станет лишение подсудимого его исторического права выбора суда присяжных – решение о месте проведения судебного слушания будет целиком и полностью приниматься магистратами. Чтобы справиться с увеличенным количеством серьезных уголовных дел, которые будут теперь рассматриваться в магистратском суде, самые незначительные правонарушения – безбилетный проезд, нарушения ПДД и сброс мусора в неположенном месте – теперь вытесняются из зала суда в интернет. Обвиняемые будут регистрироваться в автоматизированной системе, изучать имеющиеся против них доказательства, нажимать кнопку, чтобы признать вину, и получать автоматически сгенерированный «приговор» (31). Правосудие и осуждение по уголовным делам будет осуществляться не просто за закрытыми дверями суда, а за закрытыми дверями спален, без какого-либо общественного контроля или независимой правовой оценки. «Процедура одностороннего правосудия», в рамках которой магистраты заседают в одиночку между собой, вынося решения по незначительным неоспоренным правонарушениям, является нововведением, сильно отдающим Малыми сессиями восемнадцатого века, проводившимися в гостиных мировых судей.
Самые незначительные правонарушения – безбилетный проезд, нарушения ПДД и сброс мусора в неположенном месте – теперь вытесняются из зала суда в интернет. Обвиняемые будут регистрироваться в автоматизированной системе, изучать имеющиеся против них доказательства, нажимать кнопку, чтобы признать вину, и получать автоматически сгенерированный «приговор».
