— Мне хочется еще, — угрюмо сказала Анна. — Ты танцуешь? Я совсем не умею. Научи меня, — попросила она, радуясь пришедшей в голову идее, и придвинулась к Дрю ближе, обвив руками его шею.
— Я вполне способен сам научить жену всему, что нужно, — резко заявил Этьен и разнял их.
— Я предпочитаю танцевать с Дрю, — высокомерно произнесла Анна, отталкивая Этьена.
— Будь любезна, говори потише, — процедил Этьен сквозь стиснутые зубы, испепеляя Анну взглядом, — на нас смотрят.
Когда Этьен ступил в медленно движущуюся толпу гостей, Анна снова ощутила магическое действие его прикосновений. Ей хотелось ненавидеть его, хотелось раскипятиться. Но как она могла сделать это, когда все ее тело трепетало от нежности?
Откинув голову и непринужденно прильнув к мускулистой груди Этьена, она разглядела желваки на его щеках и стиснутые губы. Чего он, собственно, ждал? Неужели думал, что она будет молча терпеть его возмутительное заигрывание с этой женщиной? Вот и дождался, подбадривала она себя, а если не нравится — держись!
— Ты соображаешь, что делаешь? — хрипло спросил Этьен, когда она запустила пальцы в темные пряди его волос.
Анна надула губы и посмотрела на него из-под полуопущенных век.
— Я еще не придумала. Миранда не танцует?
— Ты пьяна!
— Я выпила всего лишь два бокала вина, хотя ощущение такое, будто гораздо больше, — призналась она, когда ей показалось, будто комната закружилась.
— Мы можем уйти отсюда.
— Тебе за меня стыдно? — Анна остановилась как вкопанная и приложила ладонь ко лбу. — Мне нехорошо.
Над верхней губой выступили капельки пота.
— Этьен, дорогой, — обеспокоенно сказала Фей, подойдя к нему, — Дрю говорит, что Анна немного нервничает.
— Фей, я не пьяная. Объясни, пожалуйста, Этьену.
— Это я виновата.
— Мама, прошу тебя, не вмешивайся, — жестко ответил Этьен.
— Видишь ли, сегодня днем я дала ей антигистаминный препарат против пчелиного укуса и не предупредила, что он плохо сочетается с алкоголем.
Этьен зажмурился и тихо, но отчетливо выругался.
— Думаю, нам следует уйти.
— Это ты так думаешь. — Анна сопроводила фразу указующим движением пальца. Она освободилась из его объятий, но ее колени подогнулись. — О, дорогой! — прошептала она.
Этьен подхватил Анну, но прежде, чем он вынес ее из комнаты, она успела спросить его так громко, что услышали все:
— По пятницам ты проводишь ночь с Мирандой?
Глава шестая
— Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, если не считать головной боли и тошноты. Кто раздел меня? — Анна почувствовала, как прогнулась кровать, когда Этьен присел рядом с ней.
— Я.
— Наверное, ты находился здесь, когда меня тошнило. Как это противно!
— Ничего-ничего.
— О Боже! — простонала она. — Умереть бы.
— Ты это уже говорила. Но после нескольких часов сна жизнь обычно кажется более привлекательной.
Анна промолчала.
Ей однажды уже пришлось испытать на себе силу его гнева и презрения. Как бы ей хотелось вычеркнуть этот эпизод из памяти! Но она помнила в подробностях каждую гневную фразу. Возможно, впредь ей придется появляться в обществе не иначе как с мешком на голове. Разговоры о пьяной безмозглой жене Этьена Кемпа не скоро улягутся среди юридической элиты.
Сама мысль об этом бросила ее в холодный пот. Она поставила его в неловкое положение и оскорбила перед коллегами и друзьями. Как он должен проклинать тот день, когда женился на ней! Из-под ее опущенных век по щекам потекли слезы.
Когда Анна проснулась вновь, она чувствовала себя значительно лучше. Правда, оставались одурь и неприятное ощущение в желудке, но в остальном все вернулось к нормальному состоянию. Она поднялась в кровати и вздохнула полной грудью. Спящий Этьен неестественно свернулся рядом в кресле.
Он похрапывал. Голова запрокинулась, одна рука свисала до полу, а нога была перекинута через подлокотник. Кресло не вмещало его крупное тело.
Сдерживая дыхание, Анна на цыпочках приблизилась к нему, чуть не споткнувшись об измятый пиджак, лежащий на ковре. Расстегнутая белая рубашка открывала тело, покрытое загаром. Во сне мужественные черты сделались нежнее; он выглядел моложе, не то чтобы уязвимее, но мягче. Анна стиснула руки, сдерживая желание поправить непослушную прядь темных волос, упавшую ему на глаза.
Этьен пошевелился во сне, и она затаила дыхание. До нее вдруг дошло, что на ней лишь шелковые трусики. Что, если он проснется? Бросив на него последний взгляд, полный вожделения, Анна крадучись вышла. Стараясь не издать ни звука, она осторожно прикрыла за собой дверь ванной.
К тому времени, как ванная наполнилась теплым паром, Анна почувствовала себя человеком. Она уже не боялась праведного гнева Этьена и была в состоянии невесело думать о том, что ей предстоит. Этьен не мог накричать на нее прошлой ночью, что наверняка лишь подогрело его возмущение. Какой смысл кричать на бесчувственную? Теперь-то он выскажет все, что о ней думает.
Если бы только подавленная ревность не преподносила ей ярких зрительных и звуковых образов! Она изо всех сил старалась не вспоминать лицо Этьена, белое от ярости, каким она его увидела перед тем, как потеряла сознание. Он не демонстрировал своих эмоций в обществе и ждал от нее столь же безупречного поведения. Жена Этьена Кемпа не могла позволить себе обвинить мужа в неверности. Это было столь же неприлично, как танец на столе.
Анна все еще блаженствовала под теплой струей из-под душа, когда какое-то шестое чувство подсказало ей, что она не одна. Анна вскрикнула, но чья-то рука зажала ей рот. Мокрое лицо Этьена не выражало ярости, скорее задумчивость и раздражение. Но спектр эмоций этим не исчерпывался. Анна поразилась, какой неудовлетворенной страстью горели его глаза.
— Я не хочу, чтобы ты привлекла своими криками нашего гостя, — сказал он, отнимая руку. — Так получилось, что ты пробудила в моем будущем сводном брате рыцарские чувства. В чем твой секрет?
Анна хотела уйти, но ноги не слушались ее, как у кролика, покорного взгляду удава. Этьен откровенно разглядывал все ее тело, будто подстрекая Анну на протест против его присутствия.
— Нет никакого секрета, — выдавила она.
— Узнаю специфический юмор моей мамочки!
— Женщины в чем-то похожи. Если ты будешь здесь стоять, то весь вымокнешь, — неуверенным голосом прибавила она.
Закатанные манжеты его белой рубашки уже полностью намокли, загорелые руки блестели, волосы были окутаны паром, который оседал на них мелкими капельками.
— Если ты знал, что я закричу, зачем пришел ко мне?
