Это, мать ее, любовь. В удивительного человека. В потрясающего мужчину. В отца ее ребенка.
Только это ее и пугало в те счастливые месяцы. Ее беременности словно не было. Когда речь невольно заходила об этом - сразу возникало напряжение. Он все-таки не принял. С какого-то момента избегал прикосновений к животу, словно там тикала бомба. И ребенок встал между ними, разделяя.
И от этого было больно. И с каждым днем становилось все больнее.
Время работало против нее.
Однако к тому моменту, когда лето уже заканчивалось, Катю внезапно стали посещать совершенно противоположные мысли. Время работало против нее, и когда ее беременность будет заметна визуально - станет еще сложнее. Но почему, почему же ее до сих пор не видно?!
Уже канул в Лету лета первый триместр, уже на исходе четвертый месяц, а ни во внешности, ни в самочувствии Катя не ощущала никаких перемен. Разве что грудь стала чуть чувствительней. Хотя дело возможно не в беременности, а в Кирилле. Его стараниями, так сказать.
Но почему живот до сих пор плоский? Матке уже положено выйти за границы малого таза. Катя полезла в учебник по акушерству, через две странички испугалась, а на следующее утро спешно помчалась к маме на работу. Ей после учебника такое...
11.5
- ...показалось, - мама не стала смеяться над ее страхами, а все досконально проверила и даже сводила на УЗИ. - Все в порядке с нашим головастиком, видишь - бодр и деятелен. Все показатели в норме.
Катя лишь вздохнула и привычно устроила матери голову на плечо. Они посидела так какое-то время, а потом мама крепко обняла ее, отпустила и встала.
- Давай-ка чаю попьем, Катерина Дмитриевна.
- Давай, - согласилась Катя. Понаблюдала за чайными приготовлениями мамы. А потом спросила. - Слушай, но почему же все-таки живот пока не виден?
Дарья рассмеялась.
- Так хочешь ходить с животом? Ой, Катя, еще успеешь.
- Не то, чтобы хочу, но... странно, нет?
- Не странно, - мама заварила прозрачный чайник кипятком, и в нем весело закружились разноцветные лепестки вперемежку с листочками чая. - Это индивидуально. Я, например, с Машей до шести месяцев в джинсах ходила, на горе твоему отцу.
- Почему на горе? - заулыбалась Катя.
- Ну потому что он как раз очень любит женщин с беременным животиком, - ответно улыбнулась мать. А потом подсела рядом и погладила дочь по руке. - Ты жалеешь, что папа сообщил?
- Нет, что ты! - Катя чуть не подпрыгнула на месте от такого предположения. Если бы папа не сказал... Если бы Кирилл не узнал... то сейчас бы... Об этом даже думать теперь было страшно. - Нет, я не жалею. Я рада. Папа, как всегда, оказался прав. Только вот...
Пара вздохов так и не помогли Кате подобрать нужные слова. И их тихо подсказала мама.
- Кирилл пока не принял?
- Нет, - так же тихо ответил дочь. И не смогла ничего добавить. Невозможно облечь в слова все свои самые потаенные страхи, даже если говоришь с матерью.
- Послушай, Катенька... - мама встала с места, стала разливать чай по чашкам. В ярком солнечном луче клубился пар от чашек. И все-таки за окном уже дышит осень, уже заглядывает одним рыжим глазом. Когда же успело пролететь лето? Самое счастливое лето в ее жизни. Мама подала ей чашку и села рядом. - Ты ведь сама тогда сказала, помнишь? Никто ребенка не планировал. Но он есть, он растет. И растет он в тебе. И твой организм помогает тебе принять этот факт, принять эту важную роль, которую тебе предстоит выполнить - роль матери. Тебе помогают на клеточном, гормональном уровне. А ему... Ему никто не помогает. Он должен это принять сам - головой, душой, сердцем. Это работа. Большая, серьезная важная. На нее нужно время.
Катя помолчала. Мама никогда не давала пустых обещаний и бессодержательных утешений. Ее слову Катя всегда верила. А сейчас хотела верить особенно остро.
- Думаешь, он... он примет? Поймет?
- Папа в этом совершенно уверен, - мягко улыбнулась мать. - А ты же знаешь - папа всегда прав.
***
Как-то пролетело лето. Самое сумасшедшее, умопомрачительное и яркое лето в его жизни. Лето, которое перевернуло его мир, которое принесло в его жизнь то, чего в ней никогда раньше не было.
И вот пришла осень. А вместе с ней и осознание. Ощущение тикающей бомбы. И дело было не в беременности Кати - как бы ни беспокоила его эта мысль, даже она отошла на второй план.
Чертова комиссия и служебное расследование. Он не забывал о них. Но где-то к июлю понял, что до осени никто его делами заниматься не будет. Господа чиновники отдыхают, комиссия - орган коллегиальный, то один в отпуске, то другой. А, может, по наущению Константина Федоровича решили помариновать его. Ну так и прогадали. Кирилл был рад, что про него временно забыли. Потому что ему было чем заняться и без комиссии. Потому что он был счастлив. Просто пьян своим счастьем в это лето. Но вот пришла осень, и пришло время трезветь.
В любой день его могут вызвать и сообщить об итогах расследования. И что там будет?
Да все, что угодно. Вплоть до запрета работы за пределами страны. Оставят на всю жизнь на визах. Но может быть и иное. Если разберут все честь по чести, если там, в комиссии будут не только бюрократы и ревнители формуляра, а найдется хотя бы пара людей с мозгами, то Кира вполне могут реабилитировать. И вернуть на поле. И скажут ему, что все в порядке с его репутацией, родина нуждается в ваших услугах, Кирилл Константинович, а поэтому пакуйте чемодан и отбывайте к месту несения службы.
А Катя?! Как быть тогда с Катей?!
11.6
***
Накаркала. Первой сдался не живот, а желудок. Понятия связные, но не равные. В общем, прогестерон нанес свой коварный удар. Прямо в супермаркете, в рыбном отделе. Слюну пришлось сглатывать, а потом даже промокать уголки губ бумажными платочками, руки тряслись, когда расплачивалась на кассе. Платочки же пригодились и когда Катя пальцами выуживала селедку из баночки и жадно ела. Да, прямо за углом магазина.
И это было только начало. Селедка с уксусом - в таком количестве, что слезала кожа на губах - привела Кира в ужас. Но он безропотно терпел все ее пищевые капризы. И собирался в половине двенадцатого вечера и шел в магазин за сгущенкой, потому что Кате вдруг захотелось так, что хоть ложись и помирай. И один раз в три ночи вставал и в пижамных штанах и пиджаке на голое тело шел в круглосуточный магазин за зеленым горошком. А потом молча сидел и, подперев рукой щеку, наблюдал, как Катя наворачивала ложкой горошек из банки.
Он вообще много молчал в последние дни. Катю бы это встревожило, если бы она не была так занята попытками обуздать собственные внезапные непредсказуемые вкусовые предпочтения. Она даже на фикус покусилась! Пожевала и выплюнула, но нет-нет - да и косилась плотоядно. А если его манго заесть?
