С другой стороны переулка прогуливалась мирная семья с фотоаппаратом.
– Мама, смотри, лошадки! – обрадовался малыш с надувными шариками в пухлой ручке, увидев разрисованный фургон.
– Ну-ка, сынок, стань сюда, – распорядился веселый упитанный папа. Он нацелился фотоаппаратом на ребенка: портрет на фоне яркого фургона.
В этот момент из-за угла возник неприметный человек в сером и тихо, но внушительно распорядился:
– Быстро уходите!
Мама испуганно схватила ребенка и мужа за руку, и они поспешно зашагали прочь. Малыш удивленно выворачивал шею:
– А что там? Дядя, что там?
Человек в сером изобразил на лице жутковатое подобие улыбки:
– Это, малыш, кино снимают.
В переулке уже почти всех загнали в машины, кони сплотились в единую теснящую массу.
Мелькнуло перепуганное лицо Саши. Грубый вояка толкнул ее в черную пасть автобуса. Саша завопила:
– Мамочка-а-а! Солнце!
Напирающие следом невольно скрыли Сашу в людском месиве.
«Обезьянник» отделения милиции набили хипарями до отказа. Пристроились кто где смог: на прибитых к стенам лавках, на полу. Все они по-разному относились к своему заточению. Кто-то, как Саша, попавший в такую переделку впервые, плакал, кто-то замер в страхе, но многие хипари – люди бывалые. И, не на шутку перепугавшись жестокого захвата их мирной демонстрации, в отделении – знакомом и почти родном – они поуспокоились, занялись привычными делами: кто-то философствует, кто-то плетет фенечки, кто-то царапает на стене ключом глубокомысленные изречения собственного сочинения, а кто-то целуется. Длинноволосый красавец, похожий на викинга, спит, обняв сразу двух хипушек-близнецов.
Вдруг белобрысая девушка в пончо подбежала к решетке, принялась трясти ее:
– Эй! Кто-нибудь, выпустите меня отсюда!
Ее крик разбудил красавца и близняшек:
– Уймись, герла! Дай поспать! – капризно просит одна близняшка.
– У герлы – клаустрофобия, она всегда орет, – поясняет Декабрист. – Прошлый раз вас не было, а нас из-за нее сутки продержали.
Вторая близняшка, не открывая глаз, мечтательно прошептала:
– А в Лондоне сейчас тихо… туман.
– Пахнет слезоточивым газом… – язвительно дополнил картину хиппи в широченных красных штанах.
Белобрысая девушка не унимается – бьется в решетку.
Майор, записывающий в протокол задержания деда-тувимца с внуком, гаркнул на нее:
– А ну тихо там, а то все автоматом на пятнадцать суток пойдете!
Саша опять всплакнула, испугавшись такой перспективы.
Красавец томно высвободился из объятий близняшек, подошел к рыжей девушке, взял ее в охапку и оттащил от дверей. Белобрысая умолкла в его объятиях.
Декабрист усмехнулся:
– Спас положение… Смотри, Казанова, твои девушки заревнуют.
Красавец ласково улыбнулся:
– Все девушки зеленой планеты – мои.
Декабрист играет с хипарем в красных штанах в морской бой на невесть откуда взявшемся листке бумаги в клеточку.
– Товарищ адмирал, разрешите обратиться. Вы убиты, – церемонно объявляет Декабрист.
Но тут сержант открывает решетку и выводит сидящего у выхода Декабриста. Он усаживает его на стул перед строгим лейтенантом, записывающим задержанных.
– Имя? Фамилия? – неприязненно спрашивает Декабриста сержант, косясь на его шевелюру до пояса.
– Декабрист, – с независимым видом отвечает тот.
Недолго думая, Сержант замахнулся для удара, но лейтенант жестом остановил его.
Декабрист обернулся к нему:
– Ну, к чему эти вопросы? Вы, что ли, меня не знаете?
Лейтенант недобро сощурился:
– Я тебя знал раньше, как мелкого фарцовщика и спекулянта. И мирился с тобой. Но сегодня ты стал врагом моей родины. Ты понял, урод?! – лейтенант резко перегнулся через стол к Декабристу. Тот испуганно отшатнулся.
За другим столом майор разбирается с тувимцами.
– Тебя-то, дед, чего понесло? – устало интересуется он, заполняя протокол, – Дома сидел бы, с оленями.
Дед отвечал майору на своем языке. Внук работал переводчиком:
– Дедушка говорит, думал – праздник.
– Сейчас вам всем будет праздник… – сердито шуршит бумагами майор. – Документы твои где, дед?
Внук с трудом подбирал русские слова взамен родных, дедушкиных:
– Он говорит, зачем документ – он в своя страна ходит.
– Поговори мне! – хлопнул ладонью по столу майор. – Страна, между прочим, не твоя, а советская. Понял, шаман? Вырядился! Может, вы вообще диссиденты!
– Зачем ругаешься? – укоризненно покачал головой внук. – Меня совхоз в университет прислал. Учиться. Дедушка со мной приехал – Кремль смотреть, царь-пушка…
Дед кивал, радостно улыбаясь, и вдруг обернулся на крики:
– Не надо! Зачем?!
Сержант, ухмыляясь, грубо брил пышную шевелюру Декабриста. Тот морщился от боли и унижения.
Майор отвлекся от деда, хохотнул довольно:
– Так его, волосатика!
Вдруг старик встал и начал водить руками над головой майора, приговаривая что-то по-своему.
– Э! Э! Э! Чего это он делает?! – отшатнулся майор.
– Дедушка говорит, – пояснил внук, – черный птица, злой у тебя в голове, прогнать надо – люди добрый надо быть…
Майор зло оттолкнул деда:
– Да пошел ты!
Саша съежилась в углу «обезьянника» и со страхом наблюдала за экзекуцией над Декабристом.
В отделение вошла возмущенная уборщица и, не обращая внимания на происходящее, направилась прямо к майору:
– Слушай, товарищ майор, навели-то их сколько, а я убирай! Они намусорют, а у меня оклад сорок рублей.
– Ну и что – я убирать должен? – удивился майор, отмахиваясь от дедушки шамана. – Да подожди ты!
Уборщица покосилась на толпу задержанных:
– Слышь, товарищ майор, а может, ты мне кого из этих гавриков дашь в подмогу?
– Да бери – не жалко! Пусть общественно – полезным трудом занимаются!
Сержант отпер уборщице железную дверь.
Хиппи в красных штанах ерничал:
– Смотрите, пипл, ангел!
– Все шутишь, доходяга? – беззлобно покачала головой уборщица. – Сейчас научу туалеты мыть!
Белобрысая девушка вырвалась из объятий красавца:
– Я! Я буду туалеты мыть! Только заберите меня отсюда!
