– Господи, мои дорогие! Что это вы затеяли? – вопросил он. Затем он неожиданно засиял. – Побег, не так ли? Неплохо. И это что, тайна? Я не произнесу ни звука. Ведь каждый может пойти с вами.
– Хм-м, – протянул я. – Собственно, Гревс…
– Добрый дружище Гревс! Так это его идея! Неплохо, неплохо. Теперь мне все ясно, мой дорогой. Я безоговорочно доверяю Гревсу. И он, несомненно, будет рад видеть меня в ваших рядах.
Один из воздухоплавателей у окна зашипел нам, что приближаются двое часовых.
Я пригнулся и исчез в туннеле. Уже не оставалось времени препираться с Бирчингтоном. Я слышал позади его голос:
– Пропустите еще одного котика!
Я знал, что он протиснулся в туннель следом за мной, прежде чем погас свет: это один из наших друзей наверху снова положил на место доску пола.
Мне казалось, что я буду ползти вечно, а Бирчингтон вечно будет бормотать за моей спиной извинения, потому что он постоянно наступал мне на пятки. Нервогрыз бубнил себе под нос насчет того, что при сооружении туннеля была проделана «чертовски техничная работа». Он дивился, что никто не попросил его о помощи. Это при его-то техническом опыте!
Наконец мы вышли в темную благоуханную ночь. Огни и колючий забор лагеря остались позади. Мы находились неподалеку от дороги, спускавшейся к порту. Гревс и торговые моряки шепотом переругивались в темноте, как будто снова решали, за какую команду регби им болеть.
Бирчингтон сказал тоном, который даже для него был неестественно громким:
– Что происходит? Вам нужен доброволец?
Гревс тотчас же подошел ко мне:
– Господи ты боже мой! Вам что, непременно нужно было ему говорить?
– Вовсе я не говорил ему! Он явился, когда часовые буквально наступали нам на пятки.
– Я подумал, вам пригодится еще один человек, – заявил Бирчингтон. – Так что я вызвался идти с вами. Не забывайте, я опытный и квалифицированный инженер.
Я слышал, как кто-то выругался и пробормотал:
– Вот ведь идиота и пуля не берет.
Бирчингтон, естественно, этого не заметил.
Гревс вздохнул:
– Теперь нам лучше всего отправиться прямо в порт. Если бы мы разделились…
Но его прервал шум, который ни с чем не спутаешь: шум моторов воздушных кораблей.
– Проклятье! Это осложняет наше положение.
Шум моторов становился все громче и громче. Корабль снижался. Мы пригнулись, пробрались через кусты и побежали между деревьев по обочине в сторону гавани.
Позади нас неожиданно вспыхнул свет и раздались ружейные выстрелы. Постоянно гремела артиллерия. Затем донесся постепенно стихающий вой – неподалеку от лагеря упала бомба. Вверх по дороге пронеслось несколько грузовиков с солдатами, два «броненосца» и несколько мотоциклов. Наконец стало ясно, что это воздушная атака на остров. Что-то просвистело почти над самой моей головой. Вроде бы одноместный планер. Этот гениальный аппарат был куда эффективнее парашюта, когда требовалось высадить десант. Дело выглядело так, будто здесь начался бой, а мы оказались между двух воюющих сторон.
Гревс и его ребята решили не отклоняться от изначального плана.
– Воспользуемся неразберихой, – сказал он.
Бирчингтон вскричал:
– Я говорю, только медленнее! Может быть, нам следует переждать и поглядеть, что…
– Нет времени! – рявкнул Гревс. – Мы не знаем, что все это означает. На корабли!
– Но если принять во внимание…
– Заткнитесь, Бирчингтон! – оборвал я его. Я был готов подчиняться Гревсу. Кроме того, у меня опять создалось такое впечатление, что выбор мой невелик.
– Подождите! – заскулил инженер. – Поразмыслим хоть одно мгновение. Если мы сохраним ясную голову…
– Вы потеряете голову, когда ее отрубит самурайский меч! – крикнул Гревс. – Ради всего святого, заткнитесь же, Бирчингтон! Либо вы остаетесь на месте, либо идете с нами, только молча!
– Молча? Что вы, собственно, хотите этим сказать?
Его квакающий голос пробуждал куда большую ярость, чем все японские бомбы и пули вместе взятые. Мы припустили с изрядной скоростью. Между тем продолжали тарахтеть автоматы, с земли и с воздуха. Никогда прежде я не просил Всевышнего прибрать к себе человеческое существо, но в ту ночь я страстно молил его поразить Бирчингтона пулей между глаз и избавить нас от него навеки.
Японцы спешили к лагерю. Как следствие этого, нам удалось пройти. Они еще не искали бежавших заключенных. Даже если они видели нас, они бы приняли нас за вражеских солдат. Нас бы при этом, правда, обстреляли, но преследовать не стали.
Мы добежали до окраины поселения. Никогда еще задача незаметно проскользнуть по улицам не была так легко выполнима.
И снова нам повезло. События отвлекли на себя все внимание японцев и всех их солдат. Вопли Бирчингтона: «Парни, подождите же меня!» были для нас куда опаснее. Небольшое подразделение японской пехоты услышало его рев и тотчас начало обстреливать аллею, где мы скрывались. Гревс и еще двое упали на землю.
Я встал на колени рядом с Гревсом и пощупал его пульс. Пуля попала ему в затылок, он был убит на месте. Еще один беглец также был мертв, третий был всего лишь легко ранен. Он положил руку мне на плечи, и мы помчались дальше в сторону порта. Мы были уже почти в истерике и громко кричали на Бирчингтона, когда японский солдат снова открыл огонь.
– Закрой хлебало, ты, идиот! Гревс убит!
– Убит? Он казался довольно предусмотрительным…
– Заткнись, придурок!
Мы добежали до пристани и, как и предполагалось, бросились в воду, чтобы доплыть до ближайшей лодки, которая неясно мерцала красноватыми и белыми пятнами в туманных огнях порта. Я слышал вопли Бирчингтона.
– Да послушайте же, товарищи! Выслушайте! Разве вы не знаете, что я не умею плавать?
Это признание, казалось, придало мне новых сил. Поддерживая раненого, я плыл к моторной лодке. Несколько воздухоплавателей из наших друзей уже вскарабкались по вантам. Я почувствовал облегчение, когда не услышал выстрелов. Вероятно, нам, в конце концов, удалось обогнать японцев.
Когда я наконец добрался до лодки, там уже были наши. Мне бросили трос. Я поднял раненого и держал лестницу, пока он поднимался. До меня еле слышно донесся отчаянный вопль Бирчингтона:
– Послушайте же, парни! Отправьте за мной лодку, заберите меня с собой!
Сердце мое ожесточилось. В то мгновение, должен признаться, я не дал бы за жизнь Бирчингтона и ломаного гроша.
Когда я наконец стоял на палубе, то задыхался от усталости. Я огляделся, ожидая увидеть плененных японских моряков. Вместо этого меня встретили белые мундиры российского военного флота. Молодой лейтенант в фуражке набекрень, расстегнутом кителе и револьвером и саблей в руках, отсалютовал мне.
