– А, да, я… я подкупила его, Джонни. Я подкупила его, чтобы он исчез на полчаса. Это был единственный способ для меня добраться… единственный способ.
– Боже милостивый, – пробормотал он. – Ты можешь ему доверять?
– О да. Али… он с отцом уже многие годы. Я знаю его с семи лет, и я дала ему пешкеш из кое-каких драгоценностей, ему и его семье этого хватит на много лет. Но, Джонни, я об Эрикки… мне так тревожно.
– Не нужно переживать, Азадэ. Разве Эрикки не говорил, что они могут послать его ближе к Турции? – ободрил ее Росс, беспокоясь о том, как безопасно доставить ее назад во дворец. – Я не знаю, как благодарить тебя за то, что ты нас предупредила. Пойдем, сначала нам лучше доставить тебя обратно и…
– О нет, мне нельзя, – вырвалось у нее. – Неужели ты не понимаешь? Отец отвезет меня на север, и мне никогда оттуда не вырваться, никогда… Отец ненавидит меня и оставит меня Мзитрюку, я знаю, что он так и сделает, знаю.
– Но как же Эрикки? – ошарашенно спросил он. – Ты же не можешь просто убежать!
– О да, мне придется, Джонни, мне придется. Я не осмелюсь его дожидаться, не осмелюсь ехать в Тбилиси, для Эрикки будет гораздо безопаснее, если я убегу. Гораздо безопаснее.
– Что ты говоришь такое? Ты не можешь просто так взять и сбежать! Это безумие! Скажем, Эрикки вернется сегодня ночью, а тебя нет? Что…
– Я оставила ему записку… мы договорились, что в случае чего-то чрезвычайного я оставлю ему записку в потайном месте в нашей комнате. Нам никак нельзя было предугадать, что отец может сделать в его отсутствие. Эрикки поймет. И есть еще кое-что. Отец собирается сегодня в аэропорт около полудня. Ему надо встретить самолет, кого-то из Тегерана, я не знаю, кого или по какому поводу, но я подумала, что вы, возможно, могли бы… могли бы уговорить их взять нас в Тегеран, или мы могли бы тайком пролезть в самолет, или вы… или вы могли бы заставить их взять нас.
– Ты сошла с ума! Это все чистое сумасшествие, Азадэ. Безумие убегать и оставлять Эрикки: с чего, черт подери, ты взяла, что все будет не так, как говорит твой отец? Ты говоришь, что хан тебя ненавидит… Бог мой, если ты вот так вот сбежишь, то, ненавидит он тебя или нет, но он уж точно взбеленится. В любом случае ты подвергаешь Эрикки большей опасности.
– Как ты можешь быть настолько слеп? Неужели ты не видишь? Пока я здесь, у Эрикки нет никаких шансов, ни единого. Если меня здесь не будет, он сможет думать только о себе. Если он узнает, что я в Тбилиси, он поедет туда и пропадет навеки. Неужели ты не видишь? Я – наживка. Во имя Создателя, Джонни, открой глаза! Пожалуйста, помоги мне!
Он услышал, как она заплакала, тихо, но заплакала, и это только подстегнуло поднимавшуюся в нем ярость. Боже всемогущий, мы не можем взять ее с собой. Я просто не могу, не должен. Это было бы равносильно убийству. Если то, что она говорит о хане, правда, облава на нас начнется через пару часов, и нам повезет, если мы дотянем до заката… черт подери, облава и так уже давно началась, прочисти мозги! Этот побег – полная белиберда!
– Тебе нужно вернуться. Так лучше, – сказал он.
Плач прекратился.
– Иншаллах, – произнесла она другим голосом. – Как скажешь, Джонни. Вам лучше уходить побыстрее. Времени у вас немного. Куда вы пойдете?
– Я… я не знаю. – Он был рад темноте, которая скрывала от нее его лицо. Господи, ну почему это должна была оказаться Азадэ? – Пойдем, я провожу тебя обратно.
– Не нужно. Я… я побуду здесь немного.
Он услышал в ее словах притворство, и его нервы натянулись и зазвенели еще больше. – Ты возвращаешься назад. Ты должна.
– Нет, – с вызовом бросила она. – Назад мне нельзя. Я остаюсь здесь. Он не найдет меня, я пряталась здесь и раньше. Однажды я просидела здесь два дня. Здесь я в безопасности. Не волнуйся за меня. Со мной все будет в порядке. Вы двигайтесь дальше. Вам это необходимо.
Сильно раздраженный, он сумел побороть в себе желание силком поднять ее на ноги и вместо этого привалился спиной к стене пещеры. Я не могу ее оставить, не могу отнести ее назад против ее воли, не могу взять с собой. Не могу оставить, не могу взять. О, ты можешь взять ее с собой, но как долго это продлится, и потом, когда ее схватят, она будет пособницей диверсантов, и один Бог знает, в чем еще ее обвинят, а они женщин за это побивают камнями.
– Когда обнаружат, что мы исчезли, если тебя тоже не будет, то хан поймет, что это ты нас предупредила. Если ты останешься здесь, тебя рано или поздно найдут, и хан все равно будет знать, что ты нас предупредила, и для тебя это будет хуже некуда, и хуже для твоего мужа. Ты должна вернуться.
– Нет, Джонни. Я в руках Бога, и мне не страшно.
– Ради всех святых, Азадэ, подумай головой!
– Я и думаю. Я в руках Бога, ты это знаешь. Разве мы с тобой не говорили об этом раз десять в нашей горной стране? Я не боюсь. Просто оставь мне гранату, такую же, как ту, которую ты дал Эрикки. Я в руках Бога, и мне ничего не грозит. Пожалуйста, теперь уходи.
В прошлом они часто беседовали о Боге. На вершине швейцарской горы говорить о нем было легко, естественно, и он не испытывал никакого смущения – когда рядом с тобой любимая, которая знает Коран, и говорит по-арабски, и чувствует себя очень близкой к бесконечному, чья вера в ислам абсолютна. Здесь, в темноте маленькой пещеры, это было по-другому. Все было совсем по-другому.
– Что ж иншааллах так иншааллах, – произнес он и принял решение. – Мы вернемся, ты и я, а Гуэнга я отправлю дальше. – Он поднялся.
– Подожди. – Он услышал, как она тоже встает, и ощутил ее дыхание и близость. Ее ладонь коснулась его руки. – Нет, мой милый, – сказала она, и ее голос был таким же, как раньше. – Нет, мой милый, это погубило бы моего Эрикки. И тебя вместе с твоим солдатом. Разве ты не понимаешь, я – их путь к тому, чтобы уничтожить Эрикки. Закрой этот путь, и у него появится шанс. За стенами поместья моего отца у вас тоже есть шанс. Когда встретишь Эрикки, скажи ему… скажи ему.
Что мне ему сказать? – спрашивал он себя. В темноте он взял ее руку в свою, чувствуя ее тепло, перенесся во времени назад в темноту на широкой постели, где они вместе считали секунды между вспышками молний и раскатами грома, отскакивавшими от склонов долины высоко в горах, – иногда получалась всего секунда или две: «О, Джонни, она, должно быть, прямо над нами, иншааллах, если молния ударит в нас, это не страшно, если мы вместе», – и вот так же держали друг друга за руки. Нет, не так, с грустью подумал он. Он поднес ее руку к губам и поцеловал.
– Ты сама ему скажешь, – произнес он. – Мы попробуем вместе. Ты готова?
– Ты хочешь сказать – пойдем дальше вместе?
– Да.
Помолчав, она сказала:
– Сначала спроси Гуэнга.
– Он делает то, что я говорю.
– Да, конечно. Пожалуйста, спроси его. Еще одна услуга. Пожалуйста.
