последний раз, а позже она вообще с ним не разговаривала.
— Больше ничего не подходит, клянусь Ямами, — сказала Марила, с трудом натягивая штаны.
Они вышли наружу. Взошло солнце; были обнаружены мертвецы. Скрюченный палец Кута указал Нипсу на команду, карабкающуюся по бушприту. Марила стояла и смотрела, делая его неуклюжим, заставляя порезать себя ножом. Мертвецы были холодными, они запутались в снастях. Их глаза были широко открыты, от удивления. Нипс ничего не мог с собой поделать: он проследил за взглядом мертвеца.
Так и получилось, что он, Нипс Ундрабуст, увидел свет, вспыхнувший на горизонте. Вспышка... вспышка-вспышка... вспышка. Фонарь, а не зеркало-сигнал. Еще минута — и он бы исчез в разгорающемся свете дня.
Несмотря на все перемены в его жизни и сердце, Нипс по-прежнему оставался смолбоем и знал Морской Кодекс.
Свет был сигналом бедствия — с корабля Арквала. Нипс встал и закричал, указывая положение света относительно солнца, и к полудню они выловили из моря выживших.
Их командир сказал, что его зовут капитан Ванч, его судно — зерновоз из Урнсфича, его гибель была вызвана внезапным штормом, который унес их на юг, в Правящее Море.
— Мы были на полпути к Пулдураджи, капитан Фиффенгурт. Шестой год подряд меня нанимают перевозчиком ячменя. Клянусь всеми богами, я никогда не видел такого шторма, как этот.
Это был молодой капитан с прилизанными каштановыми усами и настороженными глазами, один из двадцати человек, которых они нашли качающимися, как пробки на волнах. Теперь Ванча и горстку его людей привели в каюту Роуза. Они сидели кружком, надев последнюю, драгоценную сухую одежду на «Чатранде», и пили горячий грог. За исключением одного сбитого с толку седобородого моряка, старого морского волка, все они были молоды и подтянуты: из тех, кого можно было бы ожидать увидеть все еще борющимися за жизнь через двадцать часов после кораблекрушения.
— Вы сами из Урнсфича, сэр? — спросил Пазел.
— Родился и вырос, к сожалению, — сказал Ванч.
— Нос вашей лодки все еще был над волнами этим утром, когда вы подали нам сигнал, — сказал Фиффенгурт. — Как вам удалось так долго не потерять ее здесь, вдали от всего?? Вы не могли обо что-нибудь удариться?
Ванч покачал головой:
— Только не в этих глубинах. Она просто сильно пострадала от шторма, образовалась фатальная течь. Мы так и не нашли ее. Конец был медленным, но не слишком.
— Вы выглядите немного знакомым, — сказал Фиффенгурт. — Мы не встречались?
Ванч быстро взглянул на своих людей, прежде чем ответить.
— Я был бы удивлен, если бы мы этого не сделали, — сказал он. — Может быть в Баллитвине, несколько лет назад? В том трактире, как он теперь называется — Принц-Купец?
— Никаких сомнений, — сказал Фиффенгурт.
Никаких сомнений, подумал Пазел, потому что все, что сказал Ванч было ложью.
Мужчина ни слова не говорил на языке Урнсфича: Пазел назвал его свиньей, поедающей навоз, и получил в ответ неопределенную усмешку. Пазел взглянул на своих товарищей по кораблю. Леди Оггоск кусала губы в неистовом нетерпении: она знала. Так же поступали Нипс, Герцил и Фелтруп. Сержант Хаддисмал был менее уверен, но имел более угрожающий вид: он стоял позади Ванча, вздыхая, как бегемот, положив массивные руки на стул спасенного. Каждый раз, когда Ванч отклонялся назад, он натыкался на костяшки пальцев тураха.
Пазел взглянул на Ташу. По какой-то причине она выглядела готовой рассмеяться.
— Это действительно Великий Корабль, — сказал Ванч в третий раз, — но как это может быть? Вы налетели на риф у Талтури. Вы пошли ко дну со всей командой. Я видел эту историю в Моряке. Я никогда этого не забуду. То ужасное лето девятьсот сорок первого. Как раз перед началом войны.
Его слушатели беспокойно заерзали. Начало войны, подумал Пазел. Я почти забыл о ней. Глаза Рина, но это будет нелегко.
— Скажите мне, Ванч, — спросил Фиффенгурт, — у вас были проблемы по дороге из Урнсфича? Я имею в виду проблемы с нашими парнями в форме, с имперским флотом?
— Что, с военно-морским флотом Арквала? Почему мы должны враждовать с ними, капитан?
Никто не ответил. Ванч снова посмотрел на своих людей.
— Почему вы все так на меня уставились? — наконец выпалил он. — Что это за спасение такое? И что, во имя Рин, это было за существо на вашей верхней палубе — вы назвали его Болуту — эта черная тварь с рыбьими глазами?
— Шлепните его! — сказала леди Оггоск. — Этот человек отвечает на вопросы вопросами! Вам следовало оставить его барахтаться в море!
— Герцогиня, наберитесь терпения, — сказал Фиффенгурт. — Капитан Ванч, когда человек оказывает вам услугу, вы должны быть ну... добры к нему, хотя бы какое-то время. Например, если он попросит вас о чем-то незначительном, вы передадите это ему с улыбкой. Назовите это простой благодарностью, если хотите.
— Принцип взаимности! — пропищал Фелтруп.
— Принцип разумности, — сказал Хаддисмал.
Ванч посмотрел на свои руки:
— Вы правы, капитан Фиффенгурт. И я действительно надеюсь, что смогу проявить к вам немного разумности. Такой, на которую имеет право рассчитывать любой шкипер из Арквала.
Пазел вздрогнул: что-то в голосе этого человека распахнуло дверь. Арквал. Он нервничает все больше с каждым разом, когда произносит это слово.
Фиффенгурт продолжал настаивать:
— Те обломки корпуса, которые мы нашли плавающими вокруг вас, — они не от огня пушек?
Ванч выглядел шокированным:
— Нет, конечно нет! Мы не видели никакого боя, сэр. Мы придерживаемся нейтралитета во всем этом деле.
— Каком деле?
Ванч вздрогнул и закрыл рот.
— Не могли бы вы оказать нам любезность, — сказал Герцил, — и назвать дату?
— Дату?
— Сегодняшнее число, ты, изворотливый червяк! — взвизгнула Оггоск. Она вскочила на ноги и, прихрамывая, направилась к нему. Ванч, казалось, испугался ее гораздо больше, чем Хаддисмала.
— Модоли, двадцать шестое! — сказал он. — Или двадцать седьмое; я не могу поклясться, что не потерял ни дня из-за шторма! Благословение Рина, леди, в этом нет необходимости... Ой!
Леди Оггоск ткнула его пальцем в глаз:
— Нет необходимости! Если бы капитан Роуз был все еще жив, ты бы уже свисал с грот-мачты, подвешенный за большие пальцы! Мы выполняем смертельную миссию, ты, кусок дерьма, а ты распространяешь ложь густую, как джем из клюквы! Фиффенгурт, если ты не хочешь вытянуть правду
