то церковь будет в полной заднице. Я подверг опасности Роуз Фернсби, и именно поэтому я хочу встретиться с Джонатаном Уэйсом.
Глава 110
Девять на пятом месте означает:
Летающий дракон в небесах.
Это помогает увидеть великого человека.
И-Цзин или Книга Перемен
Еще до прибытия в Олимпию в пятницу поздно вечером Страйк знал, что Всеобщая Гуманитарная Церковь распространилась по всему миру и что ее членами являются десятки тысяч человек. Кроме того, посмотрев несколько видеороликов с проповедями Джонатана Уэйса на YouTube, он знал, что этот человек обладает несомненной харизмой. Тем не менее, он был поражен огромным количеством людей, направлявшихся к викторианскому фасаду огромного конференц-центра. В толпе были представлены все возрасты, включая семьи с детьми.
Примерно пятая часть собравшихся уже была одета в спортивные костюмы ВГЦ насыщенного синего цвета. В основном это были симпатичные люди, хотя и заметно худее тех, кто был одет в гражданскую одежду. Они не носили украшений, не красили волосы, не имели заметных татуировок, среди них не было семейных групп. Если они и группировались, то только по возрасту, и, приблизившись к входу, он обнаружил, что следует за группой двадцатилетних, возбужденно разговаривающих на немецком языке, который Страйк знал достаточно хорошо (со времен службы в Германии), чтобы понять, что один из них еще ни разу не слышал, как папа Джей говорит лично.
Около двадцати молодых людей в спортивных костюмах ВГЦ, которые, судя по всему, были отобраны по размеру, силе или и тому, и другому, стояли у дверей, и их глаза постоянно двигались, сканируя толпу. Вспомнив, что оперативника Паттерсона на месте выдворили из храма Руперт-Корт, Страйк предположил, что они высматривают известных нарушителей порядка. Поэтому он постарался встать чуть прямее, максимально отделившись от группы немцев, и намеренно поймал косой взгляд невысокого, плотного мужчины с растрепанными волосами, который напомнил описание Цзяна Уэйса, данное Робин. Увлекаемый толпой, он не успел увидеть никакой реакции.
Перед входом в зал охранники обыскивали сумки. Страйк направился к очереди за заранее купленными билетами, а не к ряду симпатичных молодых женщин из ВГЦ, продающих билеты менее организованным людям. Он не преминул широко улыбнуться девушке, проверявшей его билет. У нее были короткие, торчащие в разные стороны черные волосы, и он не думал, что ему померещилось, как внезапно расширились ее глаза.
Идя дальше, Страйк услышал звуки незнакомой ему рок-песни, которые становились все громче по мере приближения к Большому залу.
… еще один диссидент,
Заберите свои доказательства…
Поскольку ему нужно было только одно место, Страйку удалось купить его во втором ряду быстро заполняющегося зала. Пройдя с извинениями мимо вереницы молодых людей в спортивных костюмах, он наконец добрался до места и сел между молодой блондинкой в синем спортивном костюме и пожилой женщиной, стоически жевавшей ириску.
Через несколько секунд после того, как он сел, девушка справа от него, которой, по его мнению, было не больше двадцати лет, сказала, выдавая, что она американка,
— Привет, я Санчия.
— Корморан Страйк.
— Первый раз на службе?
— Да.
— Вау. Вы выбрали очень благоприятный день для прихода. Ждите.
— Звучит многообещающе, — сказал Страйк.
— Что заставило вас заинтересоваться ВГЦ, Корморан?
— Я частный детектив, — сказал Страйк. — Меня наняли для расследования деятельности церкви, особенно в связи с сексуальным насилием и подозрительными смертями.
Он как будто плюнул ей в лицо. Открыв рот, она несколько секунд немигающе смотрела на него, а затем быстро отвела взгляд.
Из колонок по-прежнему громко звучала рок-песня.
…иногда трудно дышать, Господи
на дне моря, да-да…
В центре зала, под высоким изогнутым потолком из белого железа и стекла, находилась блестящая черная пятиугольная сцена. Над ней располагались пять огромных экранов, которые, несомненно, позволят даже тем, кто сидит в самых дальних креслах, увидеть Джонатана Уэйса вблизи. Еще выше располагались пять ярко-синих баннеров с логотипом ВГЦ в форме сердца.
Немного пошептавшись со своими спутниками, Санчия освободила свое место.
Волнение в зале нарастало по мере его заполнения. По оценкам Страйка, здесь было не менее пяти тысяч человек. Зазвучала другая песня: “Это конец света, каким мы его знаем”. Когда до официального начала службы оставалось пять минут, и почти все места были заполнены, свет начал гаснуть, раздались преждевременные аплодисменты и несколько восторженных криков. Они возобновились, когда ожили экраны над пятиугольной сценой, и все присутствующие в зале смогли увидеть короткую процессию людей в одеяниях, идущих в свете прожекторов по проходу к передним креслам на противоположной стороне зала. Страйк узнал Джайлса Хармона, который вел себя с достоинством и серьезностью, подобающими человеку, собирающемуся получить почетную степень; Ноли Сеймур, чьи одеяния сдержанно поблескивали и выглядели так, словно были сшиты специально для нее; высокого, красивого и покрытого шрамами доктора Энди Чжоу; молодую женщину с блестящими волосами и идеальными зубами, которую Страйк распознал с сайта церкви как Бекку Пирбрайт, и еще несколько человек, среди которых были лягушачьеглазый член парламента, чье имя Страйк не узнал бы, если бы Робин не указала его в письме с фермы Чепменов, и мультимиллионер-упаковщик, который махал рукой ликующей толпе в манере, которую Страйк отнес бы к разряду нелепых. Это, как он понял, были директора церкви, и он сфотографировал их на телефон, отметив отсутствие Мазу Уэйс, а также тучного, с крысиным лицом Тайо, которому он разбил кусачками голову на периметре фермы Чепмена.
Сразу за доктором Чжоу, попав в край света прожектора на экране, когда доктор сел за стол, стояла блондинка средних лет, волосы которой были завязаны бархатным бантом. В тот момент, когда Страйк смотрел на эту женщину, экран сменился черным, проецируя письменную просьбу выключить все мобильные телефоны. Пока Страйк подчинялся, его американская соседка вернулась в ряд, заняла свое место и, наклонившись, стала шептаться с кем-то из своих спутниц.
Свет еще больше приглушился, усиливая предвкушение толпы. Теперь они начали ритмично хлопать. Призывы “Папа Джей! — наполнили воздух, и наконец, когда зазвучали начальные такты “Героев”, зал погрузился в темноту, и с криками, отражающимися от высокого металлического потолка, пять тысяч человек (за исключением Корморана Страйка) вскочили на ноги, свистя и аплодируя.
Джонатан Уэйс появился в свете прожекторов, уже стоящих на сцене. Уэйс, чье лицо теперь заполнило все экраны, махал рукой в каждый уголок стадиона, время от времени останавливаясь, чтобы протереть глаза; он качал головой, прижимая руку к сердцу; он кланялся и снова кланялся, сжимая руки в стиле “намасте”. Ничего лишнего: смирение и самоуничижение выглядели совершенно искренне, и Страйк, который, насколько он
