вооруженный злоумышленник пытался прорваться в дверь нашего офиса с пистолетом, хотя Кевин Пирбрайт вполне мог быть взволнован, когда понял, что сейчас получит пулю в голову.
Теперь Страйк достал из кармана мобильный телефон и протянул его Робин. Посмотрев вниз, она увидела ту же самую лестную фотографию Джонатана Уэйса, что и на огромном плакате на крыше дома рядом с ее квартирой. Надпись гласила:
Интересуетесь Всеобщей Гуманитарной Церковью? Присоединяйтесь к нам по адресу
19.00 Пятница, 12 августа
СУПЕРСЛУЖБА 2016
ПАПА ДЖЕЙ В ОЛИМПИИ
— Вряд ли сегодня в “Олимпии” найдется человек, которого больше, чем меня, интересует Всеобщая Гуманитарная Церковь, — сказал Страйк.
— Ты не можешь пойти!
И хотя она тут же устыдилась собственной паники и забеспокоилась, что Страйк сочтет ее глупой, сама мысль о том, чтобы войти в помещение, где заправляет папа Джей, вызвала у Робин воспоминания, которые она пыталась подавить каждый день с тех пор, как покинула ферму Чепменов, но которые всплывали почти каждую ночь в ее снах.
Страйк понимал непропорциональную реакцию Робин лучше, чем она сама. Долгое время после того, как ему оторвало половину ноги во взорвавшейся машине в Афганистане, наблюдались некоторые переживания. Некоторые звуки, даже некоторые лица вызывали у него первобытную реакцию, на овладение которой ушли годы. Особый грубый юмор, которым он делился с теми, кто его понимал, помогал ему пережить самые мрачные моменты, и именно поэтому он сказал:
— Типичная реакция материалиста. Лично я думаю, что очень быстро стану чистым духом.
— Ты не можешь, — сказала Робин, стараясь говорить разумно, а не так, как будто пыталась развеять яркие воспоминания о том, как Джонатан Уэйс надвигался на нее в той павлиньей голубой комнате, называя ее Артемидой. — Тебя узнают!
— Чертовски на это надеюсь. В этом вся суть.
— Что?
— Они знают, что мы их расследуем, мы знаем, что они знают, они знают, что мы знаем, что они знают. Пора перестать играть в эту дурацкую игру и действительно посмотреть Уэйсу в глаза.
— Страйк, если ты расскажешь ему что-нибудь из того, что мне говорили на ферме Чепмена, у этих людей будут большие, большие неприятности!
— Ты имеешь в виду Эмили?
— И Лин, которая все еще внутри, правда, и Шона, и даже Цзян, не то чтобы он мне очень нравился. Ты путаешься…
— С непонятными мне силами?
— Это не смешно!
— Я не думаю, что это хоть сколько-нибудь смешно, — без улыбки ответил Страйк. — Как я только что сказал, мне не нравится, как все это происходит, и я не забыл, что на данный момент у нас есть одно явное убийство, одно подозреваемое убийство, два принуждения к самоубийству и два пропавших ребенка — но кем бы ни был Уэйс, он не дурак. Он может сколько угодно возиться со страницами Википедии, но выстрелить мне в голову в “Олимпии” было бы большой стратегической ошибкой. Если они поймут, что я там, я ставлю на то, что Уэйс захочет со мной поговорить. Он захочет узнать, что мы знаем.
— Ты ничего не добьешься от него допросом! Он просто будет врать и…
— Ты предполагаешь, что мне нужна информация.
— Какой смысл с ним говорить, если тебе не нужна информация?
— Тебе не приходило в голову, — сказал Страйк, — что я сомневался, стоит ли отпускать тебя сегодня одну на встречу с Руфусом Фернсби, вдруг с тобой что-нибудь случится? Ты понимаешь, как легко было бы обставить твое убийство как самоубийство? “Она бросилась с моста” или “шагнула под машину”, или “повесилась”, или “перерезала себе вены” — потому что не могла столкнуться с обвинением в жестоком обращении с ребенком. Ты не смогла бы противостоять парню, который наблюдал за нашим офисом прошлой ночью, если бы он решил затащить тебя в машину. Я разрешил тебе опросить Фернсби, потому что его офис находится в центре Лондона, и было бы чистым безумием рисковать похищением там, но это не значит, что я не считаю, что это риск, поэтому впредь я хочу, чтобы ты ездила на такси, без общественного транспорта, и я бы предпочел, чтобы ты не выходила на работу в одиночку.
— Страйк…
— Ты не можешь принимать обе стороны, черт возьми! Ты не можешь говорить мне, что они злые и опасные, а потом разгуливать по Лондону…
— Знаешь что, — яростно сказала Робин, — я была очень признательна, если бы каждый раз, когда мы будем обсуждать это, ты не использовал слова вроде “разгуливать” для обозначения того, как я передвигаюсь.
— Ладно, ты не разгуливаешь, — сказал раздраженный Страйк. — Черт возьми, ну что тут сложного? Мы имеем дело с группой людей, которые, по нашему мнению, способны на убийство, и два человека, которые сейчас наиболее опасны для них, — это ты и Роуз Фернсби, и если с кем-то из вас что-нибудь случится, это будет на моей совести.
— О чем ты говоришь? Как это к тебе относится?
— Это я отправил тебя на ферму Чепмена.
— Опять, — сказала Робин в ярости, — ты меня никуда не отправлял. Я не чертово горшечное растение, я хотела получить эту работу, я вызвалась на нее добровольно, и я помню, что добиралась туда на микроавтобусе, а не была доставлена туда тобой.
— Ладно, отлично: если ты умрешь в канаве, я не буду виноват. Отлично. К сожалению, то же самое нельзя сказать о Роуз, или Бхакте, или кем бы она ни была сейчас.
— Как это может быть твоей виной?
— Потому что я облажался, не так ли? Подумай! Почему церковь так интересуется местонахождением девушки, которая была на ферме Чепмена всего десять дней двадцать один год назад?
— Из-за полароидов.
— Да, но откуда церковь знает, что у нас есть полароиды? Потому что, — сказал Страйк, отвечая на свой же вопрос, — я показал их не тому человеку, который, блядь, доложил. Я сильно подозреваю, что этим человеком был Джордан Рини. Он рассказал об этом тому, кто позвонил ему после нашего интервью, выдав себя за его жену.
Судя по реакции Рини, он точно знал, кто стоит за этими свиными масками. Меня сейчас не интересует, присутствовал ли он при их снятии. Суть в том, что человек на другом конце телефона узнал, что у меня есть доказательства, которые могут привести к тому, что церковь будет погребена под цунами грязи. Свиные маски, подростки, содомирующие друг друга? Это гарантированно попадет на первую полосу любого таблоида, и все старые события в общине Эйлмертон будут снова подняты. Они захотят закрыть рты всем, кто был на тех фотографиях, потому что если кто-то из них даст показания,
