Гармодий улыбнулся.
«Я лев», – сказал он. И обрубил цепи, питавшие… что-то.
Раздался оглушительный треск.
Аэскепилес, даже здесь откровенно запаниковавший, воздел металлический жезл.
«Это ничего не изменит, – заметил Гармодий. – А чинить разрушения у себя в голове – дело гиблое».
Он шагнул вперед.
«Кто ты? – вопросил чародей. – Как такое возможно?»
«Я лев», – повторил Гармодий и уничтожил душу колдуна одним ударом Разящего клинка.
Затем чуть приоткрылся, обрушил Дворец воспоминаний покойника и поразился расходу энергии и потенциальной силы, когда колдовская громадина утекла в реальность и в эфир. Он действовал быстро, счищая следы, как кочевница, соскребающая со шкуры жир.
А потом аккуратно распаковал свой Дворец. У Гармодия было много времени поупражняться, и строение выкатилось из его души в расчищенное пространство. Кое-что выглядело причудливо. Иные вещи неповторимы и прежними не становятся.
Гармодий вспомнил свои первые комнаты, когда он учился в Харндоне. Они не сочетались с мебелью, зато принадлежали ему.
Два черных шнура, выходивших из эфирного лба магистра, сохранились и висели свободно. Когда вокруг Гармодия соткался его личный Дворец воспоминаний, они превратились в черный зрачок золотистого глаза. Глаза величиной с дверь.
«Ах-х-х, – произнес глубокий и приятный голос. – Я вижу. Думал, ты мертв».
Глаз моргнул.
«Тебе не победить, – объявил голос, как будто лучше новости не придумать. – Но отдаю тебе должное, это было умно».
Удар мечом – и глаз исчез.
А Гармодий остался стоять, дрожа, посреди своего нового дома.
Когда стало поздно и все потеряло смысл, сэр Кристос встал посреди своего расстроенного фланга и взял копье на изготовку.
Жители Зеленых холмов издревле враждовали с фракейцами. Они были отлично знакомы, вместе сражались с Дикими, а после пересекали границу и крошили друг друга.
Неприятель двигался в основном пешком – дюжие мужики в кольчугах, похожие на нордиканцев и такие же свирепые. Они текли рекой. И сэр Кристос выругался, потому что при ином положении дел, в открытом поле, он скатал бы ковром этих спесивых сородичей.
Однако сейчас его люди не могли воевать на два фронта, а потому сбились в кучу. А говоря по правде, подумал сэр Кристос, прилаживая копье поудобнее, никто из них не считал нужным умирать за Деметрия.
Он выделил среди противников одного всадника: великана на огромном коне. Сэр Кристос предвидел свою участь – его казнят как предателя, и решил вооружить сына иным представлением о своей гибели.
Он пришпорил коня.
Бронированный гигант заметил его и качнул копьем – в знак признания? И ринулся на него. Копыта взрыхлили почву, солнце растопило дорогу, тысяча ног превратила дерн в грязь. Сэр Кристос и его недруг сближались.
Издав боевой клич, сэр Кристос опустил копье.
То же сделал противник, проревев: «Лакланы за Э!»
Сэр Кристос улыбнулся внутри своего шлема.
Они сшиблись, как грозовые тучи.
Копье сэра Кристоса пробило щит великана, прошило два слоя воловьей кожи и панели из мореного вяза, после чего вошло в кольчугу детины, которая защищала подмышку – проткнуло и ее. Копье изогнулось и переломилось в трех местах.
Копье же Лаклана разбило щит противника вдребезги и сломалось, но обрубок ударил морейского рыцаря в плечо, отбросил в седле, а оба коня плюхнулись на седалища. Конь сэра Кристоса оправился первым и захромал в сторону. Конь Лаклана свирепо куснул его, пока оба рыцаря пытались обнажить мечи и остаться в седлах.
Кони закружили. Из правой подмышки Лаклана струилась кровь. Мореец подозревал у себя перелом ключицы. Он извлек меч и без особого толка обрушил на шлем здоровяка – хороший, но бесполезный удар.
Лаклан пошатнулся и вовремя подставил клинок, чтобы уберечь шею.
Некоторое время они обменивались ударами со всей посильной скоростью. Летели искры, и оба были ранены.
Скакун Лаклана кованым копытом лягнул коня сэра Кристоса в правую переднюю ногу, и та сломалась. Конь начал заваливаться. Игнорируя боль, сэр Кристос простер левую руку и латной перчаткой перехватил рабочее запястье Лаклана. Затем его конь рухнул, увлекая обоих наездников за собой.
К этому времени сэр Кристос остался последним бойцом Деметрия на сотню шагов окрест, который еще сражался. Воины остановились: одни нагнулись собрать добычу, другие стали смотреть, опершись на окровавленные топоры и мечи.
Взглянули и те, кто только что сдался.
Противники встали одновременно, и сэр Кристос с силой ударил навершием меча по шлему Лаклана. Голова великана мотнулась. Он отступил на шаг и резко пырнул неприятеля мечом.
Они принялись кружить. У Лаклана текла кровь из подмышки, из кисти и из-под бармицы. У Кристоса действовала только одна рука, а кровь струилась по левому набедреннику. Он переменил стойку, развернулся и прижал меч к левому боку острием назад.
Жители холмов скандировали не разберешь что, и сэр Кристос, не понимая ни слова, был полон решимости любой ценой сразить этого человека. Или погибнуть в трудах.
Когда Лаклан, как будто забыв о ранах, нанес чудовищный удар сверху, сэр Кристос подставил меч.
Клинок Лаклана натолкнулся на препятствие.
Какие-то мгновения противники покачивались, стоя мечом к мечу.
Быстрый как молния, Лаклан развернул клинок и ударил навершием в лицо сэра Кристоса. Защищаясь, морейский рыцарь вскинул руки. Воспользовавшись этим, горец тут же отвел рукоять чуть в сторону и заблокировал сжимавшую меч руку противника. Продолжая движение, зажал руки сэра Кристоса между мечом и телом. И принялся давить ему на горло.
Все произошло так быстро, что Кристосу осталось только бороться в попытке ослабить клинком удушающий захват великана. В глазах потемнело, он выронил меч и схватился за кинжал.
Великан рванул, и Кристос повис в воздухе.
– Сдавайся! – проревел Том Лаклан. – О боги, это было славно!
Сэр Кристос закашлялся. И рухнул наземь.
Плохиш Том поднял забрало. Грудь его вздымалась, как кузнечные мехи. Его люди обступили поверженного рыцаря.
– Не убивайте этого недоумка! – бросил Том. – Он мне нужен.
Деметрий не стал дожидаться гибели своего войска. Едва увидев, что трусливый Аэскепилес развернул коня и смылся с поля брани – на запад, глупая голова, – Деметрий понял, куда дует ветер.
У дороги на Лонику, на востоке, наемные рыцари были разбиты герметической атакой и теперь пытались оторваться от оставшихся нордиканцев. Центр был разгромлен: в строю отцовских ветеранов-копейщиков образовалась солидная брешь, в которую вливались альбанские наемники. Самые верные и закаленные отцовские воины бросали оружие и падали на колени, сдаваясь.
