Ознакомительная версия. Доступно 46 страниц из 228
свое мнение, ибо оно подкрепляется подлинными практическими знаниями».
В 1818-м у Наполеона находилось много поводов для раздражения. Генерал Гурго был болезненно чувствительным и несдержанным человеком. После отъезда Лас-Каза объектом его ревности стал генерал Монтолон: Наполеон диктовал ему чаще, чем другим. Были и другие причины, которые усугубляли эти разногласия. Всё зашло так далеко, что между генералами Гурго и Монтолоном могли возникнуть серьезные проблемы, если бы Наполеон вовремя не предотвратил конфликт. Основное недовольство Наполеона вызывал Гурго, и он велел ему удалиться. «Лучше я останусь один, – сказал он, – чем позволю терзать себя такой нелепой глупостью». В оставшееся до отъезда время Наполеон почти не встречался с Гурго, но, помня его прежнюю преданность, вручил ему бесценные доказательства своей благодарности, когда тот пришел попрощаться. Генерал забрал со Святой Елены первое описание кампании 1815 года и по возвращении в Европу опубликовал его под своим именем. Та же работа, исправленная и подтвержденная Наполеоном, опубликована в собрании его сочинений. Очень хорошо, что сохранились обе – хотя они полностью совпадают по всем основным пунктам, в каждой есть детали, которых не хватает в другой и которые объясняют события той памятной кампании.
Примерно в это же время Наполеон лишился и других друзей, и эта потеря еще больше на него повлияла. Адмирала Малкольма, чье поведение показало, что человек способен, не нарушая долга, многое сделать для облегчения участи прославленного узника, отстранили от командования морскими силами в районе Мыса: его близкая дружба с Наполеоном не нравилась Лоу, который боялся, что поведение адмирала могут расценить как осуждение его собственного.
За этой потерей последовала другая, которая, хоть и не столь сильно ранила чувства Наполеона, но стала причиной неприятного изменения его привычек. Он не только пристрастился к английской медицине, но и привязался к доктору О’Мира. Узнав, что доктор имеет обыкновение рассказывать в Лонгвуде новости, Хадсон Лоу потребовал, чтобы он сообщал ему темы своих бесед с Наполеоном. О’Мира отказался, заявив, что, будучи настоящим англичанином, он сообщит, если услышит что-нибудь, связанное с попыткой к бегству, но как врач не может предать доверие пациента. Это разозлило Лоу, и он приказал применить к доктору О’Мира те же ограничения, что и к французам из свиты Наполеона – в особенности в том, что касалось свободы их передвижения. Наполеон утверждал, что его врач должен иметь с ним личный контакт, и если доктор может сохранить свою свободу, только став вассалом губернатора, то он всё равно от него откажется. Начался затяжной спор, в процессе которого доктора О’Мира то отстраняли, то восстанавливали, то снова отстраняли и в конечном счете отослали в Европу, причем довольно грубо.
Наполеон остался без врача, что само по себе не считалось большой потерей. «Организм человека, – говорил Наполеон, – это часы, которые часовщик не может открыть и починить. Врачи используют причудливые инструменты, но не видят, что делают, и только чудом умудряются обслуживать несчастный механизм». Безуспешные попытки излечить его собственную болезнь еще больше усиливали это предубеждение. Облегчение приносили только физические упражнения и какие-то зелья, которые Наполеон назначал себе сам. Сначала он думал, что из-за тропического климата у него развилась болезнь печени. Благодаря своей обычной проницательности он пришел к заключению, что проблема находится в желудке, к тому же он вспомнил, что его отец умер от болезни именно этого органа. Ту же гипотезу подтверждали начавшиеся приступы рвоты, и он решил, что понимает свой организм лучше любого врача на Святой Елене. Однако Наполеон был человеком здравомыслящим и не мог не испытывать некоторого доверия к науке, практиковавшейся веками, а потому после нескольких выпадов в адрес посредственных докторов признал, что было бы неплохо проконсультироваться с каким-нибудь умным человеком, имеющим большой опыт. Он часто говорил: «Я не верю в медицину, но верю в Корвисара. Его я получить не могу, поэтому хочу, чтобы меня оставили в покое».
На острове все знали, что здоровье Наполеона ухудшается, и Хадсон Лоу забеспокоился, что взял на себя слишком большую ответственность, отослав доктора О’Мира. Это побудило его предложить услуги доктора Бакстера, морского английского врача, почитаемого всеми. Но Наполеон отказался от его услуг, ибо не доверял людям, заслужившим высокую оценку Хадсона Лоу. Вдобавок к ответственности за то, что оставил Наполеона без врача, когда его здоровье ухудшилось, Лоу лишился свидетельств человека, которой мог удостоверить физическое присутствие и состояние пленника. Теперь сделать это стало еще труднее, так как Наполеон порой не выходил из дома дней восемь подряд, и дежурному офицеру приходилось по нескольку часов ждать возможности увидеть его. Таким образом, выслав доктора О’Мира, Хадсон Лоу создал огромное неудобство для самого себя. Он несколько раз говорил на эту тему с Монтолоном. «Что мне делать? – вопрошал он. – Если я уступлю, в Европе меня обвинят в том, что я поддался влиянию, против которого никто не мог устоять; если нет, вы обвините меня в бесчеловечности».
«Ваши меры предосторожности, призванные помешать побегу, о котором он даже не помышляет, – отвечал Монтолон, – необычайно раздражают Наполеона. Именно они стали причиной его изоляции. Чем больше таких мер, тем более уединенный образ жизни станет он вести, от этого его здоровье будет и дальше ухудшаться, а вы, соответственно, будете нести моральную ответственность – в наши дни и перед будущими поколениями. Вы хотите любой ценой получить доказательство его присутствия в Лонгвуде. Не надо было высылать доктора О’Мира. Поскольку вы лишили себя его услуг, то должны доверять мне и моему желанию помочь в выполнении вашего долга, равно как и нашего. Если вы попытаетесь применить силу, мы встанем перед дверью Наполеона и только кровь искупит это оскорбление. Так что я предлагаю вам рассчитывать на меня и обещаю, что предоставлю вашему офицеру возможность увидеть пленника». В результате Монтолон сообщал офицеру, когда Наполеон собирался перейти из одной комнаты в другую, и офицер быстро занимал позицию, чтобы увидеть его.
Наполеон, упорно сидевший дома и принимавший долгие ванны, стремительно слабел. Ноги распухли, конечности постоянно мерзли, и ему помогали только теплые компрессы. У Наполеона всегда был медленный пульс (не больше пятидесяти пяти ударов) – видимо, имелись какие-то проблемы с кровообращением. Знаменитый Корвисар с редкой медицинской проницательностью предсказал Наполеону, что если он откажется от активного образа жизни, то будет жестоко мучиться, ибо кровообращение станет еще медленнее и приведет к таким последствиям как отеки, холодные ноги и т. д. Наполеон ничуть не сожалел о том, что пророчество великого эскулапа сбывается: он смотрел на симптомы своей болезни как на предвестников скорой свободы.
В январе 1819-го он казался почти здоровым, цвет лица утратил серый оттенок,
Ознакомительная версия. Доступно 46 страниц из 228
