С улицы доносились крики. Она потянулась за шалью. Были слышны тревожные голоса Клода и ее служанки Элизы, круглощекой бретонской девицы, суеверной, дерзкой, неуклюжей и плохо понимающей по-французски. Сейчас она заглянула в дверь и сказала:
– Пришли люди из округа. Хотят знать, где ваш любовник, говорят, нечего нам зубы заговаривать, мы не вчера на свет родились.
– Мой любовник? Хочешь сказать, им нужен Камиль?
– Никто вас за язык не тянул, мадам, – ухмыльнулась Элиза.
Девушка была в ночной рубашке, в руке она сжимала чадящий огарок свечи. Протискиваясь мимо, Аннетта задела свечу, которая выпала из рук служанки и погасла, коснувшись пола. Вслед ей раздался недовольный голос:
– Это был мой огарок, а не ваш.
В кромешной тьме Аннетта с кем-то столкнулась. Чья-то рука вцепилась ей в запястье. На Аннетту дохнуло перегаром.
– Кого это мы поймали?
Она попыталась выдернуть руку, но незнакомец только крепче сжал ее запястье.
– Да это же мадам, в одном исподнем.
– Хватит, Жанно, – произнес другой голос. – Скорее дайте нам свет.
Кто-то распахнул ставни. Свет факела с улицы царапал стены. Элиза принесла еще свечей. Жанно отступил назад и осклабился. На нем была грубая мешковатая одежда истинного санкюлота и алый колпак с вязаной трехцветной кокардой, натянутый до бровей. Он выглядел таким мужланом, что в иные времена при взгляде на него Аннетта не удержалась бы от смеха. Но теперь полдюжины мужчин столпились в ее гостиной, разглядывая стены, потирая замерзшие руки и сквернословя. Вот он, ваш народ, подумала Аннетта. Возлюбленный Максом народ.
Человек, осадивший Жанно, выступил вперед. Это был юноша с мышиным лицом, в потрепанном черном сюртуке и с пачкой бумаг в руке.
– Здоровья и братства, гражданка. Мы представители секции Муция Сцеволы. – Он взмахнул перед ее лицом верхней бумажкой. «Секция Люксембург» было вычеркнуто, а ниже чернилами вписано новое название. – У меня, – он покопался в бумагах, – есть ордер на арест Клода Дюплесси, государственного служащего в отставке, проживающего по этому адресу.
– Что за глупость, – сказала Аннетта. – Это ошибка. В чем его обвиняют?
– В заговоре, гражданка. У нас есть ордер на обыск и изъятие подозрительных бумаг.
– Как вы посмели явиться сюда в такой час…
– Когда Папаша Дюшен не в духе, – сказал один из мужчин, – лучше не дожидаться утра.
– Папаша Дюшен? Ясно. Хотите сказать, Эбер не посмел тронуть Камиля, поэтому прислал вас с вашей шайкой запугивать мою семью. Давайте сюда бумаги, я хочу посмотреть на ваш ордер.
Она попыталась выхватить у него бумаги. Защищаясь, чиновник отступил назад. Один из санкюлотов поймал ее вытянутую руку, а другой рукой стянул с нее шаль и полуобнажил грудь. Аннетта вырвалась и снова завернулась в шаль. Ее трясло, однако – и она надеялась, что они это видят, – трясло от ярости, не от страха.
– Вы и есть Дюплесси? – спросил чиновник, глядя ей через плечо.
Клод был одет, выглядел ошарашенным, а из комнаты за его спиной доносился слабый запах жженой бумаги.
– Вы обращаетесь ко мне? – Его голос слегка дрогнул.
Чиновник махнул ордером.
– Быстрее. Некогда тут рассиживаться. Эти граждане хотят покончить с обыском и успеть домой к завтраку.
– Они заслуживают скорого завтрака, – сказал Клод. – Вломились в мирный дом, разбудили и напугали мою жену и слуг. Куда вы меня намерены вести?
– Собирайте вещи, – сказал чиновник. – И не задерживайтесь.
Клод сдержанно кивнул и развернулся.
– Клод! – воскликнула Аннетта. – Клод, помни, я люблю тебя.
Он угрюмо кивнул ей через плечо. Вслед Клоду неслись скабрезности, но уловка сработала, и, пока санкюлоты скалились, он захлопнул дверь. Аннетта слышала, как ключ повернулся в замке, затем раздалось пыхтение, когда они навалились на дверь.
Она обернулась к чиновнику:
– Как ваше имя?
– Это не имеет значения.
– Уверена, что имеет, но я узнаю сама, и вы поплатитесь за свое поведение. Начинайте ваш обыск. Вы ничего не найдете.
– Что они за люди? – спросил один из мужчин Элизу.
– Безбожники, мсье, и очень заносчивые.
– Она и впрямь того, ну, с Камилем?
– Это всем известно, – ответила Элиза. – Они часами сидят, запершись. Она говорит, читают газеты.
– А что старик?
– А ничего.
Мужчины рассмеялись.
– Мы могли бы увести тебя с собой, – сказал один из них. – Расспросить тебя кое о чем. Держу пари, ты бы рассказала нам немало забавного.
Он протянул руку, ощупал ткань ее ночной рубашки и дернул Элизу за сосок. Служанка взвизгнула в притворном страхе.
Как будто настоящего недостаточно, подумала Аннетта. Она взяла чиновника за локоть:
– Держите своих людей в рамках приличия. Или у них есть ордер, чтобы заигрывать с моими служанками?
– Говорит совсем как сестра Капетовой женки, – заметил Жанно.
– Это произвол, и можете не сомневаться, через несколько часов его будут обсуждать в Конвенте.
Жанно сплюнул в камин, к сожалению, весьма неточно.
– Адвокатская шайка, – сказал он. – Революция? Это? Придется подождать, пока изведут всех жуликов.
– При нынешних темпах, – заметил чиновник, – ждать осталось недолго.
Вернулся Клод, за ним по пятам следовали два санкюлота. Он надел теплый плащ и принялся медленно и аккуратно натягивать новые перчатки.
– Вообрази, – сказал он, – меня обвинили в том, что я будто бы сжег бумаги. Еще поразительнее, что все это время они держались между мной и окном, а внизу стоял гражданин с пикой. Словно человек моих лет будет прыгать со второго этажа, чтобы убиться им на радость.
Один из санкюлотов взял его под руку. Клод сбросил его ладонь.
– Я пойду сам, – сказал он. – А теперь позвольте мне попрощаться с женой.
Рукой в перчатке он поднес ее пальцы к губам.
– Не плачь, – сказал Клод. – Не плачь, моя Аннетта. Дай знать Камилю.
На другой стороне улицы стояла сияющая новенькая карета, в темноте сверкали глаза. Занавески были наглухо задернуты.
– Какая досада, – сказал Папаша Дюшен, печник. – Либо ночь выдалась неудачной, либо слухи оказались неточны. А слухов ходит немало, разных, есть из чего выбирать. Стоило встать ни свет ни заря, чтобы вытащить Камиля из теплой кровосмесительной постели. Я надеялся, нам удастся арестовать его за нарушение спокойствия. И все же это его испугает. Интересно, к кому он побежит прятаться на сей раз?
