— Зачем я вам понадобилась? — Стараясь унять дрожь в руках, стиснула сумочку. — Что-то случилось?
Трусы! Пятеро сволочей испугались одну девчонку и наябедничали? Видимо, сижу тут, потому что не сделала этого первой.
— Сами мне об этом расскажите. Только сначала я сообщу вам о правилах. — Он прокашлялся, прикрывая рот кулаком, и неспешно разложил перед собой папку и листки. — И задам несколько вопросов. Можете обращаться ко мне Вадим Николаевич.
Он надел очки, взял ручку и занес ее над бланком, лежащим перед ним.
— Итак, ваше полное имя?
— Сорокина Анна Дмитриевна.
— Дата рождения…
Вопрос — ответ. Это длилось не так долго, и за эти короткие минуты за окном ничего не изменилось. Свет все еще слепил мои глаза. Потом Вадим Николаевич сообщил, что я подозреваемая, быстро зачитал мои права, спросил, будем ли ждать адвоката, а после попросил меня рассказать о той самой ночи, когда я избила потерпевших.
— Я защищалась, — поправила его, невольно выпрямляя спину.
Он кивнул, что-то отметил на листке, а потом сказал:
— Одному вы сломали нос, второму — руку, третьему повезло — он отделался ссадинами и несерьезными ушибами. — Откинулся на стул и, вздохнув тяжело, добавил: — Кстати, Владиславу Еремину, парню, которому вы сломали руку, уже дважды делали операцию и пришлось ставить спицы.
Надеюсь, в проход, которым он думает, да поглубже. Может, это поспособствует его озарению, для чего человеку голова на плечах.
— Я защищалась, — повторила я.
От взгляда следователя по спине пробежал холодок. Я постаралась усмирить раздражение и приструнить нетерпеливость. Опустила голову и пообещала:
— Я вам все расскажу, но я и вправду защищалась.
— Анна, у нас есть запись с видеокамеры, установленной на вашем подъезде, — тон Вадима Николаевича смягчился. — Хорошо, что вы сразу сознаетесь в том, что это были вы. Мы не слепые, но должны разобраться в произошедшем. Я попрошу вас быть предельно откровенной.
— Хорошо, — согласилась я. Все, что угодно, лишь бы как можно скорее попасть домой.
— Хорошо? Тогда рассказывайте все с самого начала.
И я рассказывала, пока следователь записывал. Иногда он уточнял: откуда я возвращалась, что именно сказал Яковлев, по каким причинам я толкнула Горшкова и как так получилось, что я сломала руку Еремину? Я рассказала ему все, до того самого момента, когда заперлась в собственной квартире.
— Почему не вызвали полицию?
Я зависла. Нахмурилась, вдыхая глубоко и обдумывая, что ответить. Забыла, что так можно? Отвыкла?
— И что бы я сказала? — Пожала плечами. — Что меня хотели изнасиловать крепкие парни, но в итоге я их побила?
С темной стороны кабинета донеслось дуэтное фырканье.
— Ну-ну, не спешите с обвинениями, Анна, — приструнил Вадим Николаевич, с весельем глядя на меня. — Или кто-то вам угрожал изнасиловать? Тогда говорите, я внесу в протокол. Что-то нужно исправить в ваших показаниях?
— Нет.
— Тогда и с обвинениями не спешите. Затолкать вас в машину хотели, это вы услышали от Яковлева. — Он пожевал губу, потирая подбородок, а потом спросил: — Ходили на секцию по борьбе?
— Нет.
— Нет? — Изогнул бровь и перекинулся удивленным взглядом с мужчиной, сидящим за соседним столом. — Тогда где так научились драться?
— Друг научил, — ответ соскочил с языка.
— Какой?
Вдоль позвоночника скользнул озноб. Имею ли я право подставить кого-то прямо сейчас? А соврать, выдумав имя? И вообще…
— Это относится к делу? — спросила я. Заметив, как благодушие следователя исчезает, постаралась исправить ситуацию: — Извините, просто это было давно.
Он хмыкнул, снова пробежался взглядом по записанному на листке и во второй раз поинтересовался:
— Зачем так покалечили гражданина Еремина?
Я шумно выдохнула, почувствовала першение в горле и поискала взглядом графин с водой. Его нигде не было.
— Я испугалась и не думала в тот момент, чем это обернется, — ответила и с трудом сглотнула. Язык показался наждачной бумагой. — Я не хотела сломать ему руку.
— Вы понимаете, что вас могут обвинить?
— За что? — опешила я. — Это они угрожали затолкать меня в машину.
— А за превышение необходимой самообороны. — Вадим Николаевич сцепил руки в замок, навалился на стол и с важным видом уставился на меня.
Серьезно?
— Что я должна была делать?
Он улыбнулся снисходительно и опять на спинку стула откинулся.
— Анна, уважаемая, вы ни разу не закричали, не позвали никого на помощь. Не попытались убежать, а сразу ударили. Головой да в…
— Вадим Николаевич! — из двери, распахнувшейся без стука, донеслось зычное обращение. — Там вас вызывают.
Следователь еще какое-то время сидел неподвижно и смотрел мне за спину, потом попросил меня подождать, выполз из-за стола и вышел. Я осталась сидеть на месте с опущенной головой, поджимая ноги до напряжения и стискивая сумку. О каком превышении самообороны идет речь? Я ведь никого не убила, а вот меня могли изнасиловать. Не пойман — не вор. Как ты могла об этом забыть, Аня? Кто подтвердит чужие намерения, кроме тебя самой? На Земле нет духов, поэтому тут тебе никто не поможет.
— Не волнуйтесь, девушка, — вклинился женский голос в мои размышления.
— Рита! — глухо, но строго позвал мужчина, чуть заслоняющий мне своим профилем окно.
— А чего нет? — беззаботно отозвалась она.
— Вадим Николаевич знает, что делает. Не вмешивайся
— Да посмотри на нее! — Рита даже повернулась в нашу сторону и прикрыла папку с бумагами, которые читала. — Для чего так пугать? Сколько на этого Яковлева заявлений подавалось, а папаша все отмазывает сынка. При мне только две девочки заявления об изнасиловании на него подавали. И через сколько сами же забирали? Им давно пора все руки поломать, этому Яковлеву и шайке его. Поэтому правильно, Анна, вы их, — обратилась уже ко мне. — Вот только имейте ввиду: Вадим Николаевич зла вам не желает и прав, что до суда может дойти. У этого Яковлева руки длинные, поэтому я бы на вашем месте к адвокату обратилась. К хорошему адвокату.
— И меня будут судить за превышение самообороны? — Я скривилась, вжимаясь в спинку стула. — Это всего лишь переломы.
— Это легкие телесные повреждения, — пояснила Рита, снова раскрывая папку и забрасывая ногу на ногу. — А судить могут и по другим статьям. С этим Яковлевым вам лучше найти хорошего адвоката, или попробовать уладить все мирным путем.
— Но они угрожали мне.
Она подарила мне кривую улыбку, и я поняла, что ее советы закончились, поэтому тихо поблагодарила и снова опустила голову. Я думала, что закон должен защищать жертв, а не ограничивать их. Все же в Фадрагосе с чем-то проще. Где же Вадим Николаевич? За окном свет стал приглушенным, обрел желтый оттенок; ветер раскачивал ветки лип, гнул их, срывал листья. Гроза вот-вот начнется.
