Через два часа за моей спиной послышался шепоток и хихиканье. Вы когда-нибудь чувствовали, что над вами тайком смеются? О, поверьте, это намного хуже, чем когда смеются открыто. Так вы хоть знаете, что не так и по какому поводу. Но смешки за спиной сводят с ума. Когда вы поворачиваетесь к насмешникам, они демонстрируют полную серьезность и внимание к вашим проблемам. А потом опять взрыв смеха. А есть еще категория доброжелателей, которые участливо и сочувственно сообщают: «Ты знаешь, тут над тобой смеются. Нет, не знаю почему, я же не с ними. Я же твой друг. Но давно смеются. И знаешь, наверное, тебе пока не стоит показываться в этой компании».
Все это я пережила в полной мере в свои лицейские годы, выработала определенный иммунитет, сегодня к тому же подкрепленный успокоительным, поэтому просто смешками меня пронять трудновато. Первый рабочий день закончился относительно мирно.
Когда я выходила из библиотеки, Урья взяла меня под руку:
– Ольгерда, мы же твои подруги. Расскажи нам, как ты тут живешь? Я смотрю, ты стиль одежды поменяла. Неужели у тебя наконец-то появился мальчик?
– Дорогая,– в тон ей ответила я.– Моя жизнь тебя абсолютно не касается. И подругами мы никогда не были. До завтра.
– Как все прошло? – спросила Лира. Она ждала меня в комнате с коробкой шоколадных конфет.
– Лучше, чем ожидалось,– пробурчала я с полным ртом.– Можно еще штучку?
– Ешь, ешь. Это все для тебя. Шоколад – очень полезная штука. Я тебе как лекарь говорю.
Три дня я даже не пользовалась успокоительным. Мы активно работали, не отвлекаясь на выяснение отношений. Вечером третьего дня землячки увидели меня с Отто.
На следующее утро в библиотеке меня встретила выжидающая тишина.
– Это был твой парень? – спросила Тяка.
– Кто?
– Этот, низенький, с черной бородой. Страшный такой.
– Отто не страшный!
– Он полугном,– объяснила Урья.– Я тут поспрашивала кое-кого.
– Так у тебя парень – полугном?
– Он не мой парень,– сказала я.
– Так на тебя даже полугном не клюнул?
– Да, даже полугном,– посочувствовала Тяка.– У нее вообще за два года парня не было.
– Ты опять в аутсайдерах, крошка? – с жалостью спросила Урья.
– Не опять, а постоянно,– промурлыкала Тяка.– Она ведь никому не нужна.
– Никогда не была нужна.
– Страшилка без чувства стиля.
– Я бы от такой жизни удавилась...
– Покончила с собой...
– Зачем такое никчемное существование?
Девушки, как почуявшие кровь хищницы, медленно наступали, загоняя меня в угол.
– Я вполне довольна своей жизнью,– защищалась я.
– Какой жизнью?
– У тебя есть жизнь?
– Разве это называется жизнью?
– Да, это называется жизнью! Жизнью! И она мне нравится! Нравится!!! – закричала я, выдираясь из угла.
Бежать, спасаться! Спрятаться от ужаса и стыда за себя. Ну почему я такая трусиха? Почему, вместо того чтобы с достоинством сразить нахалок какой-нибудь обидной репликой, я предпочла сбежать?
– Вылезай из-под одеяла! – потряс меня за плечо Отто.– Посмотри, на кого ты стала похожа! Тебе зеркало дать?
– Не надо,– прохныкала я.– Я и так знаю, что я страшная и никому не нужна.
– Кто тебе сказал, что ты страшная?
– Я сама знаю!
– Ты не страшная.
– Страшная. И никому не нужна! Вообще! Никому!
– Конечно, конечно. А это не я сейчас пришел к тебе, наплевав на возможность на выходной съездить к родственникам? Пассажирская карета только что ушла, между прочим. И это не Лира пытается подсунуть тебе коробку хьюдорского шоколада?
Шоколад из столицы? Ужасно дорогой и божественно вкусный? Я подняла зареванное лицо от подушки.
– Ты нужна нам,– мягко сказал Отто.– Не сдавайся так быстро, ты же умничка, золотце мое. На, держи платок. Вытри слезы и ешь шоколад. Ну, пожалуйся, тебе легче станет.
– Я боюсь их, – призналась я. – В Лицее было проще. Я была не единственной жертвой. А теперь...
– А кто давал им право издеваться над тобой? Высмеивать твой образ жизни? Не давай им спуску.
– Хорошо тебе говорить, Отто. Насколько мне помнится, год назад ты сам был в такой же ситуации.
Отто подергал себя за бороду.
– Не в такой. Во-первых, это были не призраки прошлого, вредные девчонки, а банда. Во-вторых, я сопротивлялся, а не складывал лапки, как ты. И уж точно не рыдал часами от ужаса. На, выпей!
Я глотнула успокоительного.
– Я что-нибудь придумаю.– Отто дергал себя за бороду.– Только ты лапки не складывай, хорошо? Подумаешь, ехидничают. Да кто они такие в конце концов!
Я потрясла бутыль, чтобы взболтать осадок, глотнула и довольно зажмурилась. Отто что-нибудь придумает. Как хорошо, что есть друзья! Успокоительное разливалось по телу приятным теплом. Жизнь налаживалась.
– Я тебе скажу как женщина,– сказала Лира.– Ты симпатичная, твой стиль одежды тебе идет. То, что у тебя нет парня, означает лишь то, что ты слишком занята, чтобы уделять ему время. Все, я на кухню, тебе нужно что-нибудь съесть.
Я задумчиво почесалась.
– Ты деньги зарабатываешь,– поддержал ушедшую подругу Отто.– Учишься хорошо, вон как Беф тебя ценит. Лучшую работу подкидывает!
– Да уж, лучшую.– Я скребла ногтями по спине, жалея, что не обладаю крепкими крючковатыми когтями заслуженных ведьм.
– Конечно! Старинные манускрипты! Находи, что хочешь, переписывай и пользуйся!
Я чесала живот обеими руками.
– Я об этом не подумала.
– Скажи спасибо,– хмыкнул полугном,– что у тебя есть друзья, которые думают за тебя. Кстати, ты давно мылась?
– А что? – Жаль, что у меня не десять рук.
– Говорят, если чешешься – помогает.
– Ола! – воскликнула вернувшаяся Лира. Она всплеснула руками, и кастрюлька с супом с жалобным звяканьем упала на пол.– Что с тобой? О Милостивый Анн!
Милостивого Анна, покровителя магов-целителей, подруга вспоминала крайне редко. Говорят, покровитель крайне ленив и без одобрения относится к частым взываниям. Лекари, конечно, это отрицают, выдвигая версию упования на свои силы, а не на помощь божества.
– Что? – Я даже перестала чесаться.
– Ты опухла!
– Я не заметил,– виновато сказал лучший друг.
– Конечно, ты даже не смотрел на нее! Не чешись, не чешись, а то хуже будет!
