Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 30
— Про привидение классно написано, — сказал Муми-тролль. Он лежал, натянув одеяло по самые уши. — Это пусть так и остаётся. А про все эти печальные чувства — немного лишнее. Как-то затянуто получается.
— Затянуто? — оскорблённо воскликнул папа. — Что значит «затянуто»? В мемуарах должны быть печальные чувства. Они есть во всех мемуарах. Я переживал кризис.
— Что? — переспросил Снифф.
— Мне было очень плохо, — сердито объяснил Муми-папа. — Ужасно. Я был так несчастен, что даже почти не заметил, как построил двухэтажный дом!
— А яблоки на яблоне Юксаре были? — спросил Снусмумрик.
— Нет, — отрезал папа.
Он встал и захлопнул тетрадь в клеёнчатой обложке.
— Папа, послушай, привидение просто отличное, — сказал Муми-тролль. — Правда. Нам всем кажется, что про привидение ты написал ужасно увлекательно.
Но папа сошёл вниз и уселся в гостиной. Он не сводил глаз с барометра, который, как и прежде, висел на стене — только теперь вокруг была гостиная, а не рубка. Как там сказал Фредриксон, когда увидел его дом? «Ну и ну, вот это постройка!» Эдаким покровительственным тоном. А остальные даже не заметили, что дом стал выше. Может, и правда стоит подсократить о чувствах? Может, всё это смешно и ничуть не трагично? А что, если вся его книга — смешна?!
— Вот ты где — сидишь тут один, в темноте, — сказала мама, выходя из кухни. Она приготовила несколько вечерних бутербродов.
— Не нравится мне эта глава про юношеский кризис — глупая она какая-то, — сказал папа.
— Ты про начало шестой? — уточнила мама.
Папа что-то буркнул в ответ.
— Это одно из самых сильных мест во всей книге, — сказала Муми-мама. — Рассказ выйдет живее, если ты сохранишь два-три места, где ты не хвастаешься. Дети ещё слишком маленькие, чтобы такое понять. Я и на твою долю намазала бутербродик. Пока.
Мама пошла наверх. Ступеньки поскрипывали так же, как тогда: ровно девять скрипов. Только эта лестница была намного лучше той, прежней…
Папа в темноте съел свой бутерброд. А потом тоже отправился наверх, читать дальше.
В двери появилась узенькая щёлка, в комнату влетел тонкий белый дымок и свернулся калачиком на ковре. Посередине белого калачика моргали два бледных глаза — из своего укрытия под кроватью я видел всё это совершенно отчётливо.
— И правда, привидение, — сказал я сам себе (во всяком случае, смотреть на него было не страшнее, чем слышать его приближающиеся шаги на лестнице).
В комнате похолодало, как это обычно случается в историях про привидения, — из всех углов потянуло холодом, и вдруг привидение чихнуло.
Дорогие читатели, не знаю, что почувствовали бы вы, но я сразу как будто утратил к нему уважение. Я вылез из-под кровати (кстати говоря, привидение меня и так уже заметило) и сказал:
— Будьте здоровы!
— Сам будь здоров, — раздражённо ответило привидение. — Ду́хи лощины стонут в эту мрачную роковую ночь.
— Чем могу быть полезен? — услужливо спросил я.
— В такую роковую ночь, — упрямо бубнило привидение, — забытые кости гремят на морском берегу!
— Чьи кости? — поинтересовался я.
— Забытые кости! — повторило привидение. — Ужас обнажил свой жёлтый оскал, глумясь над заклятым островом. Остерегайся, о смертный, ибо я вернусь ровно в полночь в пятницу, тринадцатого!
Привидение выпрямилось и, глядя на меня страшными глазами, проплыло к полуоткрытой двери. С громким стуком ударившись затылком о притолоку, оно вскрикнуло: «Ой, мамочки!» — слетело вниз по лестнице и, выбравшись на лунный свет, издало трёхкратный вой, как гиена. Но меня уже трудно было чем-либо удивить.
Привидение рассеялось и лёгким клочком тумана уплыло вдаль над морем. И тут я расхохотался. Вот и сюрприз для моих друзей! Теперь я тоже, как самый настоящий колонист, смогу совершить что-то потрясающее и немного страшное, такое, на что никто другой не отважится!
Незадолго до полуночи в пятницу, тринадцатого числа, я пригласил моих колонистов на пляж под ходовой рубкой, которая стала моим домом. Был чудесный спокойный вечер. Я накрыл на песке лёгкий ужин — суп, хрустящие хлебцы и яблочное вино Самодержца (которое все желающие могли наливать себе из больших бочек, расставленных на каждой развилке). Посуду я покрасил чёрной велосипедной эмалью и украсил скрещёнными белыми костями.
— Я мог бы дать тебе немного красной краски, — сказал Шуссель. — Или жёлтой и синей. Прости, но тебе не кажется, что так было бы уютнее?
— Уют здесь неуместен, — сдержанно ответил я. — Этой ночью тут будут твориться неописуемо страшные вещи. Готовьтесь к худшему.
— Хм, на вкус почти как уха. Это плотва? — спросил Юксаре.
— Морковь, — коротко сказал я. — Ты ешь, ешь! Наверное, ты думаешь, что в привидениях нет ничего особенного?!
— О, вот как. Нас ждут истории про привидения? — сказал Юксаре.
— Я люблю истории про привидения! — воскликнула дочь Мюмлы. — По вечерам мама всегда рассказывала нам страшные истории, чтобы нас как следует запугать. Рассказывала и рассказывала, пока ей самой не становилось до того страшно, что мы потом полночи её успокаивали. Но ещё хуже — мой дядя. Однажды…
— Это не шутки! — сердито перебил я её. — Страшные истории, подумаешь… Отсохни мой хвост! Я покажу вам привидение! Настоящее! Я изобрету его, я его наколдую! Ну, что вы на это скажете?! — И я с торжествующим видом посмотрел на них.
Дочь Мюмлы захлопала в ладоши, у Шусселя же на глазах выступили слёзы, и он прошептал:
— Не надо! Прошу тебя, не надо!
— Ради тебя я вызову очень маленькое привидение, — сжалился я.
Юксаре перестал жевать и уставился на меня в изумлении — или, скажем прямо, в восхищении! Я достиг своей цели, я спас лицо и честь! Но, дорогие читатели, вообразите себе, с каким волнением я ожидал наступления полуночи. А вдруг привидение не вернётся? Вдруг оно окажется недостаточно ужасным? Вдруг начнёт чихать, молоть чепуху и всё испортит?
Одна из главных моих отличительных черт — стремление любой ценой произвести впечатление на окружающих: пробудить в них восхищение, сострадание, ужас или любого рода заинтересованность. Полагаю, что причиной тому — моё несчастливое детство.
Короче говоря, когда стрелки часов приблизились к двенадцати, я залез на скалу, обратил взор к луне, произвёл несколько магических жестов и издал вой, леденящий душу и пробирающий до мозга костей. Другими словами, я вызвал привидение.
Колонисты замерли, зачарованные, взволнованные и полные предвкушений, и лишь в бездонно-ясном, придирчивом взгляде Юксаре сквозило лёгкое недоверие. Я и по сей день чувствую глубокое удовлетворение от того, что смог поразить самого Юксаре. Ибо привидение явилось. Оно пришло, прозрачное и не отбрасывающее тени, и тут же завело свою историю о забытых костях и ду́хах лощины.
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 30
