– Ты не знаешь, где здесь можно выпить кофе? – спросила Матильда.
– Я знаю не больше тебя. Поищи, здесь должен быть ресторан. Это же база отдыха.
Матильда зашагала вперед по коридору. На пути у нее вырос Альберт.
– Чем могу помочь? – спросил он.
– Прошу прощения, сударь, напомните, где ресторан? – Матильда не прочь была пофлиртовать с ним.
Альберт не повелся.
– Пойдемте, провожу, – сказал он официальным тоном.
Столовая, чем-то похожая на школьную, находилась на первом этаже.
Люди в серых комбинезонах стояли в очереди к раздаче. Некоторые сидели за столами и поглощали пищу.
Ничего особенно странного вроде бы не происходило. Лишь дошагав до середины обеденного зала, Матильда замерла как вкопанная. Она поняла.
В столовой, несмотря на присутствие доброй сотни людей, стояла тишина. Люди ели молча, каждый смотрел в свою тарелку. Лишь изредка ложка звякнет, да и то как-то осторожно.
Казалось бы, что такого: люди свято соблюдают принцип «Когда я ем – я глух и нем». Только порадоваться можно за их культурность. Но Матильде вдруг стало не по себе.
– Что случилось? – еле слышно спросил Альберт.
– Я хочу кофе… – прошептала она. – Можешь мне взять навынос?
– Здесь нет кофе навынос. Здесь нет никакого кофе.
– Почему?
– Кофе – это отрава, – объяснил Альберт таким тоном, будто ребенка жизни учил. Матильде это не понравилось:
– Да, и я прямо сейчас хочу отравиться!
– В этом нет необходимости.
– Если нет, то пойдем отсюда!
– Ты уверена, что не голодна?
– Уверена… – Матильда чувствовала себя ужасно неуютно. Она поймала на себе несколько взглядов: несколько человек перестали есть и молча пялились на нее. Всего несколько. Но если она задержится здесь еще хоть на минуту – их станет больше. А еще через минуту на нее будут пялиться все. И молчать.
Матильда представила это и устремилась к выходу, еле сдерживаясь, чтобы не перейти с шага на бег.
– Что случилось? – спросил Альберт в коридоре. – На тебе лица нет!
Когда это они успели перейти на «ты», интересно…
Матильда уселась на ближайший подоконник:
– Да все в порядке. Наверное. По-моему, у меня фантазия разыгралась.
– Фантазия, – неодобрительно повторил Альберт. – Фантазия – это болезнь разума.
– Наверное, – согласилась Матильда. – Я стольких людей видела, кто живет в каких-то воображаемых мирах… Некоторые из них даже старше меня вдвое, а все никак не повзрослеют. Вот по тебе сразу видно – серьезный мужчина. Ты топ-менеджер?
– Я координатор. – Он показал красный браслет на запястье, на который Матильда прежде не обращала внимания.
– А что делают координаторы?
– Направляют людей на правильный путь.
– Ну, я и говорю – топ-менеджер.
Альберт впервые улыбнулся и тут же спрятал улыбку.
– Может, ты и меня на правильный путь направишь? А то я уже не уверена, с теми ли людьми я связалась и туда ли иду.
Молодой человек уселся рядом с ней на подоконник и произнес:
– Направлю. Но мне нужно, чтобы ты слушала. Слушала и слышала.
– Давай попробуем… – улыбнулась Матильда.
Ян
Спать пришлось в комнате на четыре койко-места. Хорошо хоть, никто не храпел и не пердел. Главное – никто не лез. Я спокойно закрылся одеялом с головой, как в детстве, и вылез в Интернет, благо сеть все-таки есть. Еще раз прочитал все, что уже нашел. Попытался отыскать что-то новое – с этим плохо.
С соседями по комнате говорить о чем-то бесполезно. Типичные сектанты с промытыми мозгами. На все мои вопросы либо хмурятся, либо загадочно улыбаются и что-то бубнят про эссенцию и восход. Надо искать таких, как Дима, недообработанных.
Небольшая зарядка на площадке. Персонал разбивается на небольшие группы, с каждой работает один наставник. Он показывает упражнения, мы повторяем. Угадайте, какой наставник достается нашей группе. Да-да, тот самый, лысый. Нарочно придумывал упражнения позаковыристее, думал, что я не справлюсь. Даже как-то неловко было его обламывать.
Потом – короткий утренний Резонанс.
После завтрака и блестящего выступления Никиты идем работать. Меня опять поставили грузчиком – видимо, это на все дни. Так и не узнаю, что в этих огромных коробках. Шальная мысль: а вдруг это действительно спектакль, и я тупо таскаю какой-нибудь мусор, который ради меня одного перекладывают из коробки в коробку?
Пытаюсь разговорить остальных насчет «Стеклорезов». За этим меня и застает лысый наставник и начинает на меня наседать:
– Что опять за разговорчики?
– Кто такие «Стеклорезы»? – спрашиваю я у него как ни в чем не бывало.
– Не твоего ума дело, пачкун! – Он толкает меня ладонью в грудь.
Приближаю свое лицо к его лицу и спокойно говорю, так тихо, чтобы слышал только он:
– Еще раз до меня дотронешься – твоя рука окажется у тебя же в жопе.
Он меняется в лице:
– Да ты!.. Ты у меня в карцер пойдешь!
– Да с удовольствием. Хоть твоей рожи видеть не буду. И вообще, я могу отсюда уйти, когда захочу.
– Да что ты говоришь!
– А щас увидишь…
Я обеими руками вцепляюсь в ворот комбинезона и рву ткань со смачным треском.
Грузчики смотрят на меня, рты разинув от священного ужаса.
– Вот! Я испортил униформу! Дисквалифицируйте меня!
Во дурак-то… что я делаю и зачем? Спокойно, Яник, спокойно. Тебе еще рано отсюда уходить. Но очень уж бесит лысая балда этого урода.
– Так, я все понял, – произносит наставник совсем другим, примиряющим тоном. – Ты устал с непривычки. Иди отдохни. Давай, шагом марш! – Он кивает в сторону выхода, уже не решаясь до меня дотронуться.
Что ж делать, иду. Мысленно готовлюсь к любому исходу событий. Хотя и догадываюсь, что меня не выгонят.
Наставник открывает для меня дверь в зону отдыха – небольшую комнату, где есть мягкие сиденья, бачок с водой и даже апельсины на тарелке. Надо же, какие удобства.
– Сиди здесь, – приказывает он и уходит.
Вскоре возвращается с иголкой и катушкой ниток:
– Сам зашьешь. А то ходи как оборванец, мне плевать.
Что и требовалось доказать. Я нарушил Правила, но выгонять меня никто не торопится.
– Все это не игра! – заявляю я наставнику.
Он глядит на меня, как сердобольная нянечка – на чересчур буйного пациента психушки. Лицемерный урод!
