И вот теперь, встретившись с «врагом» лицом к лицу, неискушенный и болезненный Людовик потерпел полное фиаско и потом целых два года даже не думал возвращаться к «этому вопросу».
Став французской королевой, юная Анна оказалась в Лувре пленницей. Из степенного и богопослушного Мадрида, города дворцов и монастырей, она ехала в «развеселый» Париж за счастьем, а обрела в качестве свекрови враждебно настроенную Марию Медичи и весьма странного супруга. Впрочем, странного — это не то слово. Людовик действительно находил себе массу занятий — он молился, музицировал, чинил ружья, брил своих дежурных офицеров, разводил в парнике зеленый горошек, выращивал фрукты и варил из них варенье. Кроме молитв, все остальные увлечения супруга казались Анне глупыми, ведь она тосковала по мужскому вниманию, а вот им-то она и была обделена. Людовик вообще не появлялся в спальне жены, но тем не менее королева не желала изменять мужу, несмотря на уговоры ставшей ей ближайшей подругой интриганки и распутницы герцогини Мари де Шеврёз, которая, будучи очень умной, честолюбивой и красивой, умело пользовалась всеми своими чарами для достижения своих целей.
Несколько лет Анна привыкала к своей новой жизни. Среди окружавших ее людей, без сомнения, выделялся ее духовник Арман-Жан дю Плесси, герцог де Ришелье. Некоторые считают, что он вдруг всерьез увлекся юной Анной, но та уже слишком хорошо знала, что такое никудышный муж, и проводить эксперименты с посторонним человеком, который к тому же был на шестнадцать лет старше ее, не желала ни в коем случае.
Существует легенда (и правдивость ее проверить невозможно), что кардинал де Ришелье любил ее всю жизнь и что в основе их антагонизма лежало тягостное разочарование отвергнутого любовника и так называемая «неприязнь загнанной в угол женщины». Это была борьба противоположностей, ни о каком единстве здесь не могло быть и речи. Кардинал был человеком холодного расчета, упорным, скрытным, совершенным прагматиком, а Анна — неудовлетворенной жизнью испанкой, жившей глубоко спрятанными внутрь чувствами и страстями. Даже политическими интригами, которые она, как считается, плела, она прежде всего вымещала свою досаду на незаладившуюся не по ее вине судьбу…
Кардинал попытался заняться «воспитанием чувств» юной королевы. Несмотря на свой высокий сан, он явно не чуждался женщин, и парижские сплетники тут же принялись судачить о том, что он надеется сделать то, что даже не приходило в голову Людовику XIII, а именно зачать наследника и возвести его на трон Франции.
Признанный специалист по амурной конъюнктуре французского двора Ги Бретон так и пишет:
«Взлетев на такую высоту, он обратил свой проницательный взгляд на Анну Австрийскую. Он хорошо знал о ее драме и решил сыграть в ее жизни роль, от которой так оскорбительно уклонился Людовик XIII».
Это мнение полностью совпадает с мнением современника тех событий Таллемана де Рео, который утверждает:
«Кардинал опасался, что король из-за своего слабого здоровья не сможет удержать корону. И тогда он вознамерился завоевать сердце королевы и помочь ей произвести на свет дофина. Чтобы добиться этой цели, он рассорил ее с королем и с королевой-матерью, но так, что ей и в голову не приходило, откуда все это идет. Потом через мадам дю Фаржи, даму из свиты королевы, он передал, что, если королева пожелает, он избавит ее от того жалкого состояния, в котором она живет. Королева, не подозревавшая, что своим мучительным положением обязана именно ему, подумала сначала, что он предлагает ей свою помощь из сострадания, позволила написать ей и даже сама ответила, потому что не могла вообразить, чем все это для нее обернется».
Анна Австрийская якобы быстро поняла, что совершила серьезную ошибку, позволив кардиналу ухаживать за нею. Мадам дю Фаржи была уполномочена сообщить фавориту короля о том, что королева отвергает его притязания. Ничем не выказав своего разочарования, кардинал де Ришелье в ответ только поклонился. — Передайте королеве, что я сожалею, — якобы сказал он. В такой расклад верится с трудом. Более вероятен вариант, что кардинал просто хотел держать королеву «под колпаком», предполагая, что через нее можно будет при необходимости оказывать давление на короля.
Впрочем, нельзя исключить и того, что сорокалетний мужчина просто увлекся юной полудевушкой-полуженщиной, красота которой достигла самого расцвета. Ее же не мог не покорить ум кардинала и его красноречие, но мужские чары «старика» оставляли ее равнодушной. Возможно, одну из главных ролей здесь сыграло ее католическое воспитание — Анна просто не могла видеть мужчину в служителе Господа. В этой связи невозможно не упомянуть об одной сцене, довольно часто приводящейся в том или ином варианте в исторической литературе. Якобы конец «домогательствам кардинала» положила шутка, которую сыграла с ним королева, в один недобрый час согласившаяся на подстрекательства герцогини де Шеврёз. Когда он в очередной раз спросил, что может сделать для нее, королева ответила: — Я так тоскую по родине. Не могли бы вы одеться в испанский костюм и станцевать для меня сарабанду?
Эта история, в частности, упомянута в «Мемуарах» графа де Бриенна, опубликованных в 1838 году. Называя интриганку Шеврёз «наперсницей», граф пишет:
«Однажды, когда они беседовали вдвоем, а вся беседа сводилась к шуточкам и смешкам по адресу влюбленного кардинала, наперсница сказала: — Мадам, он страстно влюблен, и я не знаю, есть ли что-нибудь такое, чего бы он не сделал, чтобы понравиться вашему величеству. Хотите, я как-нибудь вечером пришлю его в вашу комнату переодетым в скомороха, заставлю его протанцевать в таком виде сарабанду, хотите? Он придет. — Какое безумие! — воскликнула королева. Но она была молода, она была женщиной живой и веселой; мысль о таком спектакле показалась ей забавной. Она поймала подругу на слове, и та немедленно отправилась за кардиналом. Этот великий министр, державший в голове все государственные дела, не позволил своему сердцу в ту же минуту поддаться чувству. Он согласился на это странное свидание, потому что уже видел себя властелином своего драгоценного завоевания. Но все случилось иначе. Пригласили Боко, который прекрасно играл на скрипке. Ему доверили секрет, но кто же хранит подобные секреты? Он и разболтал всем эту тайну. Ришелье был одет в зеленые бархатные панталоны, к подвязкам были прицеплены серебряные колокольчики, в руках он держал кастаньеты и танцевал сарабанду под музыку, которую исполнял Боко. Зрительницы спрятались за ширмой, из-за которой им были видны жесты танцора. Все громко смеялись, да и кто мог от этого удержаться, если я сам спустя пятьдесят лет все еще смеюсь над этим, стоит только вспомнить?» Конечно, все это больше похоже на легенду, чем на правду, но утверждается, что больше всего кардинала взбесил именно хохот герцогини де Шеврёз, прятавшейся за ширмой. Красный от стыда и гнева, он якобы выбежал вон. Судьба королевы была решена: она не оценила его любви, выставила на посмешище, и отныне зоркие глаза шпионов кардинала будут следить за Анной везде и повсюду. А эта противная де Шеврёз заплатит ему еще дороже…
Очевидно, что сопротивление Анны кардиналу де Ришелье имело место и в нем было больше личностных, чем политических мотивов. Ей просто было обидно, в ней просто накопилось слишком много непонимания и раздражения. А еще ей было очень одиноко. В одиночестве человек либо святой, либо — дьявол, но в любом случае одиночество, как моральное, так и физическое, совершенно не способствует счастью.
