Хотя Джулиус держался в высшей степени любезно и дружелюбно, мысленно он проклинал тот день, когда друзья уговорили графа поехать в Челтнем, чтобы его прооперировал Томас Ньюэл, один из самых знаменитых хирургов страны.
Джулиус говорил себе, что, будь судьба к нему хоть немного благосклонна, кузен Тальбот должен был бы погибнуть во время сражения при Ватерлоо или, по крайней мере, умереть потом, когда он отказался от ампутации.
Все только и говорили, на какой риск отважился граф, не послушавшись полковых докторов и отказавшись от ампутации ноги. Даже когда раны с засевшей в них картечью загноились и у него начался сильный жар, он не сдался и не принял их рекомендаций! И тем не менее невероятное везение и тут не оставило графа. Теперь Джулиусу уже казалось, что он не получит графского титула еще лет сорок, а то и больше.
Проклиная судьбу, сыгравшую над ним столь злую шутку, Джулиус пытался решить, разумно ли он поступит, если перенесет свое внимание с Эмили Клатгербак на эту гораздо более молодую и привлекательную женщину. К тому же, судя по тому, что он услышал от Генри Сомеркота, у миссис Бэрроуфилд состояние гораздо больше, чем у дочери ростовщика, не говоря уже о том, что на ее происхождении не лежит никакого пятна.
Но, с другой стороны, Эмили, говоря словами поговорки, была синицей в руках. Мисс Клаттербак недвусмысленно дала ему понять, что благосклонно принимает его ухаживания, а то, что он последовал за нею в Челтнем, должно было наглядно продемонстрировать ей серьезность его намерений.
Однако при мысли о том, что его тестем станет Эбенизер Клаттербак, Джулиуса Линда начинало тошнить. Да и сама Эмили не только была на двенадцать лет старше его самого, но и отличалась крайне непривлекательной внешностью, так что перспектива брачных отношений с ней заставляла его бледнеть и покрываться холодным потом.
Но что еще оставалось ему делать: его заимодавцы становились все настойчивее, а долги, несмотря на все те суммы, которые ему удалось вытянуть из кузена в прошедшем году, достигли просто астрономических размеров.
Джулиус не мог ни продолжать жить по-прежнему, ни отказаться от своего привычного образа жизни, поскольку другого просто не мог себе представить.
Когда Эмили станет его женой, он получит достаточно денег, чтобы платить сотням «прелестных чаровниц», которые будут только рады помочь ему забыть о том, что он — человек женатый.
В то же время, если можно было получить не уродливую простолюдинку, а хорошенькую аристократку и к тому же более богатую, то стоило ли колебаться?
Джулиус понимал, что ему во всех отношениях будет лучше житься, если его родственники, и в особенности граф, не будут возражать против той, кого он выберет в супруги.
В случае миссис Бэрроуфилд никаких трудностей не возникнет, а вот всеобщую реакцию на бедняжку Эмили он слишком легко мог себе представить!
Когда Жизель поднялась со стула и сказала, что пройдет к себе, чтобы прилечь перед обедом, Джулиус тоже встал.
Он принял решение.
«Я никогда не боялся рисковать!»— сказал он себе.
Прощаясь с Жизелью, он задержал ее руку в своей чуть дольше, чем того требовали приличия, и полным искренности голосом сказал, что будет считать минуты до следующей встречи с нею — в десять часов завтрашнего утра. — Вы очень добры, сэр, — ответила Жизель, делая ему реверанс.
Джулиус с преувеличенной обходительностью поднес ее пальцы к своим губам.
Она пошла от него по длинному коридору к еще одной большой комнате для гостей, которую с этого дня отвела ей в Немецком коттедже миссис Кингдом.
Немного позже, увидев, как за Джулиусом закрылась входная дверь, Жизель поспешно вернулась в спальню графа.
Она порывисто вбежала в комнату и, не обращая внимания на Генри Сомеркота, который как раз прощался со своим другом, протянула к графу обе руки.
— Я… все сделала правильно? — спросила она. — Все получилось так, как вы хотели? Как вы считаете: он поверил?
— Ты была само совершенство! — тихо ответил граф.
Глава 4
— Доброй ночи, миссис Бэрроуфилд.
— Доброй ночи, мистер Линд, и огромное спасибо вам за то, что вы сегодня меня сопровождали.
— Это мне следует благодарить вас за то удовольствие, которое я получил, находясь в вашем обществе, — ответил Джулиус. — Мне только жаль, что мы так мало времени могли провести вместе, миссис Бэрроуфилд.
Он особо подчеркнул последние слова, чтобы нельзя было усомниться в том, что он имеет в виду, и, взяв Жизель за руку, крепко сжал ее пальцы.
Пока Жизель лихорадочно пыталась придумать, как можно ему ответить, он тихо добавил:
— Мне так много надо сказать вам… Я очень надеялся, что сегодня вечером у меня будет возможность это сделать.
Жизель опасливо оглянулась на дворецкого и лакея, которые стояли в дверях особняка позади них, и поспешно высвободила свою руку. Вышколенные слуги распахнули двери, как только экипаж остановился у парадного подъезда.
Ей не нужно было ничего говорить: он и так понял, о чем она подумала.
— Позвольте мне, — сказал Джулиус, — зайти за вами в десять утра, чтобы проводить в бювет.
Он склонил свою темноволосую голову, и сквозь тонкую кружевную ткань перчатки Жизель ощутила теплое прикосновение его губ. Сделав над собой огромное усилие, она едва слышно пролепетала:
— Еще раз благодарю вас… И… мне надо идти…
Ей удалось высвободить руку, и она поспешно поднялась по ступеням.
Хотя она и не оглядывалась, но инстинктивно чувствовала, что Джулиус стоит на месте, провожая ее взглядом. Только когда она была уже на середине лестницы и услышала, как позади нее закрылась дверь, она могла наконец избавиться от него и его настойчивого взгляда.
Едва справившись с желанием вытереть то место, к которому прикоснулись его губы, она еще быстрее заспешила вверх по ступеням к лестничной площадке и замедлила шаги только у дверей, которые вели в спальню графа.
«Может быть, он уже спит», — подумала она.
Но перед тем, как ей уехать, он настоятельно требовал, чтобы она обязательно зашла к нему, как только вернется с ассамблеи, куда ее сопровождал Джулиус.
Жизель осторожно повернула ручку двери и открыла ее. Тут же она увидела, что у огромной кровати с балдахином горят свечи, а граф сидит в подушках и явно не спит.
Она вошла в комнату, закрыла за собой дверь и была уже на полпути к его кровати, когда он сказал:
— Ты очень припозднилась! В его голосе звучали сердитые нотки, и Жизель поспешно ответила:
— Извините, ваша милость. Уйти раньше было просто невозможно.
— Что значит «невозможно»?!
— Так много… надо было… увидеть…. Полковник Беркли представил меня большому количеству людей.
