Вот сколько времени пришлось уделить бренному телу, которое в конечном счете, после смерти, накрывали лишь тонким саваном – если вообще накрывали. Но, как я говорил в начале, одежда, даже самая скромная, составляла существенную статью в семейном бюджете. Пример напоследок: гардероб незнатного мужчины в конце XIV века обошелся бы в 18 су за нательное белье, 12 су за шоссы или брэ, 16 су за накидку и колпак, 4 су за обувь и перчатки и еще 12 су, если он носил меховую шубу, итого около 3 ливров – цена рабочей лошади или гектара земли, тогда как ежедневное жалованье чернорабочего на тот момент составляло самое большее 6 денье, то есть в 200 раз меньше. Чтобы одеться подобающим образом, требовалось определенное состояние, и немногим меньше – чтобы как следует питаться. Жизнь пары обходилась дорого. Какие чувства испытывали в связи с этим?
Мужчина, женщина и остальные
Природа устроена так, что, не считая удивительных исключений, ни одно из которых не относится к царству позвоночных, для продолжения существования биологического вида необходимо соединение существ двух полов. Такое соединение не предполагает никакого превосходства одного пола над другим в какой бы то ни было области, сексуальной, умственной или физической, и пусть этот очевидный факт оспаривают какие-нибудь недоумки. Это соединение может быть случайным, например проявлением простого животного инстинкта, а может – неоднократным и прочным, благодаря которому срабатывают основные механизмы совместной жизни в обществе: пара на простейшем уровне, семья, род и так далее, по мере того как эти группы множатся. Меня здесь занимает прежде всего человеческий род, но не забудем, что подобные связи существуют и за пределами нашего вида, и люди средневековья это прекрасно знали: они наблюдали супружеские связи, которые вполне можно назвать семейными, у множества животных, живших рядом с ними: у крыс, волков, многих кошачьих или оленевых. Видимо, эта «особенность нравов» им достаточно резко бросалась в глаза, коль скоро в описаниях или рассказах, где действуют животные, они охотно придавали отношениям своих героев «сексуальный» характер: достаточно упомянуть «Роман о Лисе», «Роман о Фовеле» или множество «изопетов», басен, крестным отцом которых можно считать Эзопа. И все же здесь я занимаюсь человеком.
Два пола лицом к лицу
То, что по идее должно быть всего лишь толковым исследованием поведения особей женского и мужского пола, стало одним из важнейших поприщ для приложения человеческой мысли. Проблема отношений между мужчиной и женщиной волновала людей и определяла их поведение с тех пор, как человеческие общества стали оставлять следы в форме надписей, поступков или иной, скажем, начиная с каких-нибудь 20 или 10 тысяч лет тому назад. Сегодня ею активно занимаются, всеми силами стремясь – и это очень хорошо – развязать многие путы, связывающие нас. Но путь к сбалансированной точке зрения по-прежнему загромождают предрассудки, априорные представления, умолчания, инстинктивные реакции, комплексы превосходства и неполноценности, яростно борющиеся меж собой: презрительные наставления звучат громче неумеренных жалоб. По сей день общественное мнение, якобы сожалея об этом, допускает, что существует доминирующий пол, мужской, который сеет семя, и подчиненный, женский, который вынашивает плод и являет его миру. И даже за пределами этого сексуального измерения первый пол считают «сильным», поскольку он держит в руках бразды правления обществом, а второй – «слабым» и даже «слабоумным», то есть беспомощным, хотя его физическая стойкость и продолжительность жизни намного выше, чем у пола, который столь неправомерно называется сильным.
Как обстояло дело в средние века? Если я забуду все, что археология сообщила нам о превосходстве женщины, о некоем скрытом матриархате, который этот пол учредил в доме, а порой и за его пределами, и останусь на поверхности, то окажусь перед констатацией, по-моему, незыблемой: средневековье имело «мужской пол», по словам Жоржа Дюби. По крайней мере, оно выглядит таким, если исходить лишь из наших письменных источников, как поступал этот историк. Все или почти все тексты написаны церковниками, клириками, которым не было никакого резона понимать душу, разум или тело женщины, – они это высокомерно игнорировали. А женщины текстов не писали; кое-где, конечно, попадался ученый «синий чулок» вроде Хильдегарды Бингенской в XI веке; любовницы, как Элоиза или Мария Французская в XII и XIII веках, хотя даже неизвестно, они ли писали свои произведения; придворные дамы, мстительные и слезливые, как Кристина Пизанская в XIV веке, не говоря о некоторых королевах и графинях с железной хваткой, которые не писали, а действовали. Ничтожное число, которое не укрепят и слова, которые клирики приписывали дамам из рыцарского романа или лангедокскои песни, а то и матронам из фаблио. Остаются, правда, ответы Жанны д'Арк своим судьям, но что могла сказать о мужчинах Орлеанская Дева?
Итак, эти суждения был суждениями мужчин, лишенных женского общества, и христиане слышали только их – от римской энциклики, нашпигованной цитатами из античного права, до проповеди кюре, обращенной к его пастве, к крестьянам или ремесленникам. Приговор был жесток: женщина – «врата дьявола», «враг», виновный в грехопадении, воплощение нечистоты, о чем свидетельствует нечистая кровь, неудержимо истекающая из нее; это жестокая волчица, пожирающая мужчин, ненасытная похотливая свинья. Ее тем более следует ненавидеть, что она соблазняет ее любить; и потом, Аристотель сказал, что женщина лишена ума; она не понимает, что делает, а значит, ее нужно наказывать, бить, как советует святой Иероним, разумные поправки к которому вносит Бомануар. Вдобавок – правда, это уже светское знание – она болтлива, злоречива, капризна и расточительна. Итак, в ней не видели иных достоинств, кроме молчания в строю и повиновения господину.
И все же, опустошив колчан мизогинии, некоторые задавались вопросами. Эту тварь создал Бог, вынув ее из мужчины. Что это? Поправка к Творению, хотя оно изначально считалось совершенным и законченным? Или испытание для мужчины, существа, во всяком случае предпочитаемого Господом? Вопрос становится совсем туманным, если вспомнить такой персонаж, как Мария, жена и мать Бога. Она, конечно, девственница, и эта добродетель оставалась в глазах клириков идеалом женского поведения, несмотря на призыв «Плодитесь и размножайтесь» из Писания, как минимум противоречащий такому подходу. Значит, в почтении, которое верующие испытывали к Марии с раннего средневековья и которое значительно возросло после XII века, можно обнаружить не только сексуальный аспект. Мария была Матерью, защитницей смятенного рода человеческого; она заступалась за людей перед Богом, как сделала это в Кане Галилейской и других местах. Но, с другой стороны, разве Иисус не общался охотно с женщинами, с двумя Мариями – из Магдалы и из Вифании, которых в средние века так часто путали? Разве не им первым Он явился после Воскресения, разве не они перевязали Его раны, разве не они стояли у креста, не их ли Он простит легче, чем мужчин? И если среди апостолов не было женщин, то потому, что тогдашний иудейский мир, хоть и отличавшийся меньшим женоненавистничеством, чем многие другие, не понял бы их. Роковая ошибка зарождавшейся Церкви, возведенная в правило св. Павлом. Впрочем, средневековая агиография, жития, передаваемые из уст в уста, из деревни в деревню, изобиловали образами мучениц и святых христианок, матерей, достойных служить примером. Так как же примирить Еву и Марию?
