— Что… каким? Я… я не понимаю.
— Каким образом моя книга выпутает вашего кузена из его затруднений, которые, как я понимаю, были политическими, а то и криминальными?
Нервные руки вновь начали мять шапку.
— Была упомянута определенная сумма денег. Увы, даже в этой несчастной… — Коротышка подмигнул. — Деньги могут стать целебным бальзамом для очень многого, даже в нашей блистательной Венгрии.
— Пожалуйста, мистер Танкред, — взмолился Бела Кравати. — Не осложняйте мою ситуацию. Я… я думаю, нам следует встретиться там, где мы сможем поговорить более свободно.
При этих словах Кравати едва не лишился чувств. Быстрыми шагами он подошел к Танкреду, встал так, что почти коснулся лицом его груди, и произнес хриплым шепотом:
— 177, Алмас. Дом профессора Кадара. Вечером, в восемь часов.
— 177, Алмас.
— Это в Пеште. На этой стороне реки.
Глава 18
Такси «опель» высадило Танкреда перед домиком-крошкой и отбыло с пронзительным скрежетом шестеренок в коробке передач. Танкред повременил, ожидая, что появится другая машина с грузным мужчиной в порыжевшем от времени котелке, но никакой иной машины так и не показалось. Он свернул на заросшую сорняками дорожку, ведущую к домику, в котором горел слабый свет.
На неокрашенной дощатой двери висел железный молоток, но Танкред предпочел постучать костяшками пальцев.
В домике послышался шум, затем дверь приоткрылась на несколько дюймов. На Танкреда уставился вопрошающий глаз.
— Профессор Кадар? Мое имя Чарльз Танкред…
— Ах да. Я ожидаю вас. Пожалуйста, войдите! — Профессор говорил на очень хорошем английском. Лишь интонация звучала несколько необычно.
Танкред проследовал за ним в крошечную гостиную с двумя креслами-качалками с вышитыми салфетками на спинках.
На столике стояла керосиновая лампа. В комнате находился также книжный шкаф, содержащий в себе более сотни томов, некоторые — на английском.
Танкред уселся в одно из кресел-качалок.
— Кравати опаздывает, — произнес он.
— Разве он обещал прийти?
— Конечно. — Танкред нахмурился. — То есть точно не сказал, что будет здесь, но я понял…
— Боюсь, ему это неинтересно: он же не ученый, — улыбнулся профессор. Он уселся в другое кресло-качалку и взял фарфоровую трубку. — Скажите мне, мистер Танкред, как поживает мой старый коллега Марсель Давен?
— Вы знаете, что я виделся с ним в Гамбурге?
— Вчера я получил от него письмо.
— Полагаю, вы также наслышаны и об этом благородном венгерском патриоте Иштване Драгаре?
— Только косвенно. Я не знаю Драгара. Его кузен Бела Кравати…
— Действовал по его настоянию. Он рассказал вам обо мне?
— Только то, что вы хотите проконсультироваться со мной по предмету, насчет которого я немного в курсе… древней истории нашей страны.
— Особенно об Аттиле.
— Да, Аттиле.
— И если уж быть совсем точным — о сокровищах Аттилы, ибо это единственное, что интересует Драгара.
Профессор, которому по меньшей мере было года семьдесят два, если не больше, спокойно попыхивал дымком из своей фарфоровой трубки.
— Я ничего не знаю о вашем мистере Драгаре, но если вы желаете поговорить о знаменитом Аттиле, то буду счастлив побеседовать с вами.
Танкред задумчиво посмотрел на спокойного ученого:
— Был бы рад расспросить вас об Аттиле, но вы вот только что сказали… будто ничего не знаете о Драгаре?
— Боюсь, что это так.
— Я нахожусь под впечатлением, что он был довольно хорошо известной личностью несколько лет тому назад.
— Возможно. Мои собственные интересы ограничиваются университетом.
— Вы никогда не слышали о приключениях Стефана Драгара? В связи с движением Сопротивления против нацистов? Против русских?
— Человеку не дано знать все. Как уже сказал, я преподаю древнюю историю в университете. Мой коллега Марсель Давен сообщил в своем письме, что вы не согласны с моими теориями насчет Аттилы.
— Мистер Давен, должно быть, не понял. Это с его теорией я не согласен… что город Аттилы был в токайской области Венгрии.
Профессор Кадар радостно кивнул:
— О да, это старый спор. Я тоже расхожусь во мнениях с Давеном насчет этого. И где же, по-вашему, находился его город?
— На нижнем Дунае, выше Сингидунума.
— В Таронтале?
— Это по-немецки?
— Да, весьма описательного характера, означает изрезанную или извилистую долину. «Тал» по-немецки «долина». Таронтал. Венгры не очень сильно изменили название, и я полагаю, что югославы включили его в свой лексикон. Возможно, в их языке не нашлось столь же описательного слова. Как название улицы Алмас, на которой я живу. Вы знаете, что означает это слово?
— Я не знаю и пяти венгерских слов.
— Есть деревня в Таронтале под названием Жабука. Сербы под венграми называли ее Алмас, а когда австрийцы захватили деревню, то назвали ее Апфель…
— Яблоко?
— Точнее, Эппл. — Глаза старого ученого блеснули. — Так что я живу на Эппл-стрит, 177. Если Тито когда-нибудь захватит Будапешт, та я буду жить на Жабука-стрит.
— Я изучал карты Югославии, — сказал Танкред, — и заметил город Жабука. По моей теории, старый город Аттилы недалеко от него.
— И на чем строится ваша теория?
— На старейшем из известных источников истории Аттилы — отчете, написанном римским послом Криспом.
— В самом деле?
— Крисп создал подробнейший отчет о своей поездке из Константинополя. Перечислил все реки, которые пересек. Остановился в Сингидунуме…
— Ах да! Извините меня. Продолжайте!
— Он преодолел Дунай возле Сингидунума, и на следующий вечер его посетила вдова короля Бледы…
— А еще через день его встретили эмиссары Аттилы. Но Крисп не сообщает, сколько потом проехал с людьми Аттилы.
— Вы правы, не сообщает. А так как до этого подробно описывал каждый день своего путешествия и называл реки, которые пересекал, то напрашивается вывод: он ничего не записал по той простой причине, что больше никаких рек ему не встретилось и расстояние, которое он покрыл после того, как покинул город вдовы короля Бледы, было невелико. Следовательно, город Аттилы находился между Дунаем и Тамишем.
— Тамиш? Большинство историков говорят о Тиссе.