Это означало, что…
Он переместился еще ближе, изучая поверхность стола. Да. Там были они. Небольшие серьги.
— Потерянные любовницы, — сказал он.
— Что? — удивилась Габриэлла.
— Это они все. Артефакты моего деда, которые мы, его внуки, искали. Они все на этой картине. Картина — последний из них.
Он повернулся и посмотрел на Габриэллу. Она глядела на него расширенными темными глазами.
— Что это значит?
— Это означает, что нам не показалось и глубокая связь между твоей бабушкой и моим дедом существует.
— Но картина… ее написал некто по имени Бартоло.
— Я знаю. Но есть что‑то еще. Когда‑то твоя бабушка владела всеми этими предметами. В свое время для моего деда это были самые дорогие сердцу вещи.
— Алекс…
В этот момент зазвонил телефон Алекса. На связи был его сводный брат Нейт. В последние годы отношения между ними были лучше, но они никогда не общались по душам. Алекса удивил звонок Нейта.
— Я должен ответить.
Габриэлла наблюдала за Алексом, как он выходил из комнаты с телефоном, прижатым к уху. Она странно чувствовала себя здесь, в его доме… непривычно. И все же ей было уютно. Конечно, он вышел из комнаты, чтобы ответить на звонок. Что лишний раз напомнило ей: у каждого из них своя жизнь.
Она оглянулась на картину, на этот раз внимательно рассматривая изображенные на ней объекты. Деда Алекса звали Джованни Ди Сионе. Насколько она знала, у него не было связи с королевской семьей. И с Исоло Д’Оро тоже.
Алекс возвратился в комнату одетым в темную куртку, его лицо выражало решимость.
— Я должен уехать. Скоро вернусь. Все продукты в холодильнике. И… алкоголь.
— У тебя нет библиотеки. Чем мне заняться? — чуть поддразнивая, спросила она.
— Придется посмотреть фильм, дорогая.
Габриэлла пыталась как‑то занять себя, когда ушел Алекс. Но его не было уже больше четырех часов. Она немного подремала на диване. Чуть‑чуть рассердилась и забеспокоилась. Она должна была спросить номер мобильного телефона. Так она могла бы по крайней мере убедиться, что он не лежит мертвый в каком‑нибудь переулке.
И как только эта мысль засела у нее в голове, она больше не могла от нее избавиться.
Несомненно, Алекс лежит мертвым в переулке. Или если еще не умер, то наверняка истекает кровью на бетонном тротуаре.
От этой мысли все сжалось у нее внутри.
Она прошла по просторной гостиной, открыла дверь одной из спален и увидела большую кровать с черным покрывалом. Она нахмурилась: вряд ли комната принадлежала Алексу. Она открыла соседнюю дверь и увидела еще одну кровать, которая выглядела почти так же.
Габриэлла с досадой вздохнула и вошла в эту комнату, провела пальцами по постели. Она устала. Она не распаковывала свои вещи, так как не знала, в какой комнате ей предстоит остановиться. Переоделась в более удобную толстовку, так как не собиралась заниматься поисками своей пижамы.
Габриэлла сидела на краю кровати, прежде чем лечь, она слегка подпрыгнула на матрасе. Посмотрела на светящийся голубой циферблат, показывающий, что уже первый час ночи.
Ей в голову вдруг пришла мысль еще более тревожная, чем думы об Алексе, умирающем в переулке. Возможно, он был с женщиной. Иначе зачем ему отсутствовать ночью? Или он просто не хотел возвращаться к себе домой, потому что здесь была она.
Нет, и все же единственная причина, по которой, по ее мнению, человек мог не ночевать дома, — то, что он провел ночь с любовницей.
Да, и с этой женщиной он мог делать то, чего не захотел сделать с Габриэллой. Воплощая в жизнь то, о чем он так чувственно рассказывал ей. Как будто плетя паутину фантазий, созданную из желаний, возникших из самых глубин ее души. Нереализованных желаний, которыми она была одержима.
Она ненавидела ту женщину, кем бы она ни была. Женщину, которая хотела полностью завладеть вниманием Алекса, заполучить его всего.
Принцесса понимала, что ревность сжигает изнутри. Обдает кипятком. Ранит ее, делает беспокойной и злой. Она никогда не ревновала никого раньше.
Она была слишком занята своим внутренним миром, похоронив себя среди пыльных книг: там, в библиотеке, вдали от реальной жизни, реальных отношений и чувств, ей было комфортно и безопасно.
Все, что она сказала Алексу, было правдой. Ее родители действительно не любили ее, мало проводили с ней времени. Она не чувствовала себя нужной и любимой дочерью.
Она тяжело сглотнула и плотно прижала колени к груди.
Следующее, что она услышала, — тяжелые шаги в комнате. Она резко открыла глаза и посмотрела на часы. Было больше трех часов ночи.
Она встала с кровати.
— Алекс? — позвала она, и ее сердце сильно застучало.
— Габриэлла? — Ее имя в его устах прозвучало странно. Как будто он был убежден, что она — привидение.
— Да. Это твоя комната? Я должна была выяснить раньше, но я не хотела… — Она не смогла закончить предложение.
Не могла сказать ему, что какая‑то часть ее надеялась, что это была его комната. Что она хотела встретить его там. Недальновидно. Главным образом потому, что она все еще была одета в толстовку и вряд ли соблазнительно в ней выглядела.
— Ты спала, — сказал он.
— Да. Я уснула, ожидая, что ты вернешься. Я думала, ты погиб. Но… Ты был с женщиной?
Он тяжело вздохнул и сел на край кровати.
— Нет. Тебя бы обеспокоило, если бы я отправился к любовнице?
— Это глупый вопрос. Конечно, я беспокоюсь. — Она не видела смысла разыгрывать скромность. Она была сонная, капризная и совершенно не хотела что‑то изображать.
Он лег рядом, и у нее перехватило дыхание. Между ними было много места, и все же его близость как никогда будоражила принцессу.
— Это был мой брат. Мой сводный брат Нейт. Я рассказывал о нем.
— Да, я помню.
— Он нашел кольцо. На нем надпись Б. А.
— Бартоло, — догадалась она.
— Наверное. Такая же, как и на картине, Габриэлла. Серьги принадлежали ему. Но есть еще кое‑что. Я знаю, что мой дед, приехав в Америку, начал жизнь сначала. И мне интересно, как так получилось.
— Ты думаешь, что он был любовником моей бабушки?
Это было похоже на правду. Во‑первых, как еще на картине могли появиться все те сокровища, которые искал дед Алекса. Во‑вторых, королева хотела, чтобы именно Джованни владел картиной.
— Она знает, — предположила Габриэлла. — Она все поняла раньше нас.
Габриэлла вспомнила, как бабушка посмотрела на Алекса, когда он впервые вошел в их особняк на Асеене.
