Из всех декоративных находок Леонардо наиболее оригинальной, даже поразительной является та, которую можно видеть в большом зале дворца Сфорца — ла Сала делле Ассе. Примененные здесь решения предвосхищают маньеризм и концепцию искусственной природы: мощные корни выступают между скал, стволы деревьев, высотой не уступающие колоннам, с которыми они искусно перемежаются, устремляются к сводам зала, целиком покрытым плетеными узорами, кои образуют ветви деревьев и листва. Поразительное произведение, которое, увы, также пало жертвой времени по причине неудачно примененных Леонардо живописных техник.
Однако ничто, даже гений Леонардо, не могло скрыть обреченность политического режима, стоявшего на краю пропасти. Лодовико Моро приближал собственную гибель бесконечной чередой празднеств, поглощавших последние средства герцогства. Обратив свой взор в пустоту, погрузившись в пучину доходивших со всех сторон слухов, герцог вслушивался в смутное эхо судьбы, не постигая его смысла. Все повторяли одно и то же: «Французские армии готовятся к новому вторжению на Апеннинский полуостров, намереваясь овладеть Неаполем, Венецией, Миланом» (слова из записных книжек Леонардо). В этой обстановке конца правления Лодовико Моро последняя официальная поездка Леонардо, предпринятая в Геную, символическим образом прозвучала похоронным звоном дому Сфорца.
«Прекрасная Ферроньера»[26]
Леонардо сумел вновь обрести благорасположение Лодовико Моро, написав роскошный портрет его новой метрессы. Гордая уроженка Ломбардии Лукреция Кривелли была последней из известных нам фавориток Моро. Этот портрет ассоциируется со скульптурным изображением, бюстом — таков динамизм сосредоточенного взгляда глаз, обращенных в сторону, вправо от зрителя, словно передающих за пределы пространства картины некое не выраженное словами сообщение. Как и в «Даме с горностаем», изображенная увлечена неким внешним событием. В обоих случаях эти женщины как будто чего-то или кого-то ожидают или же к чему-то или к кому-то прислушиваются: вероятно, их внимание приковано любимым человеком. Эти глаза, обращенные вовне, молчаливо указывают на вездесущего герцога.
Именно тогда Лодовико Моро болезненно переживал неожиданно постигшую его трагедию. Беатриче д'Эсте, его молодая двадцатидвухлетняя супруга, беременная их третьим ребенком, измученная непрерывной чередой праздников, распорядителем которых был Леонардо, внезапно почувствовала себя плохо как раз в то время, когда она от всей души веселилась, резвилась и танцевала… Она скончалась прежде, чем успели оказать ей необходимую помощь. Так 2 января 1497 года Милан потерял свою герцогиню, а Лодовико — супругу, которой он беспрестанно изменял. Внезапная кончина Беатриче едва не подкосила его. Он вдруг почувствовал раскаяние за все свое греховное прошлое и обратился к религии, удалившись в монастырь Санта-Мария делле Грацие, украшенный «Тайной вечерей». Там он похоронил свою супругу, возле которой собирался и сам обрести вечный покой, а пока что посвящал все свое время усердным молитвам в стенах монастыря, который должен был стать семейной усыпальницей рода Сфорца. Сменив игры и праздники на благочестивые обряды, он вместе с тем стал проявлять и повышенный интерес к астрологии и магии, которые и прежде привлекали к себе его благосклонное внимание. Леонардо был страшно раздражен этим, будучи уверен в том, что грядущее неведомо. Астрологи снимали обильный урожай доходов, баснословно богатея. Все, от аристократии до самых низов общества, безоговорочно верили в их прорицания, сулившие всякого рода катаклизмы и смуты в неумолимо приближавшейся новой эре. Близившийся 1500 год вдохновлял пророков апокалипсиса, в своем шарлатанстве норовивших перещеголять один другого. Разыгрывалась своего рода прелюдия конца времен. Вольнодумец Леонардо валил в одну кучу пророков и некромантов, магов и шарлатанов, которые все как один преднамеренно поддерживали суеверия народа, чтобы легче было помыкать им.
Именно тогда шутник и насмешник Леонардо стал сочинять свои самые злые пророчества. Эти короткие тексты предназначались для того, чтобы произносить их, «имитируя неистовство и безумие, душевное расстройство, как если бы произносивший пророчество пребывал в состоянии крайнего возбуждения чувств и воображения, под воздействием умопомрачения и галлюцинаций». И Леонардо делал это превосходно, изображая оракула! Он предлагал вниманию публики длинный ряд загадок, решение которых несло в себе комический заряд, присущий пародии. Самые жуткие сцены оборачиваются банальнейшими ситуациями повседневной жизни. «Увидят, как кости мертвецов быстро решают участь тех, кто тревожит их». Кости мертвецов в действительности оказываются не чем иным, как игральными костями. «Увидят, как люди шагают по коже крупных животных» — обувь на кожаной подошве. «Много таких, кто режет свою мать и выворачивает ей кожу», — это, как мы уже знаем, земледельцы, возделывающие свои поля. «Люди будут наносить жестокие удары тем, кто обеспечивает их существование: они дробят зерно». «Одного художника спросили, почему он наделал таких уродливых детей, тогда как изображения на его картинах столь прекрасны. Он ответил, что свои картины он сотворил днем, а детей своих — ночью», и т. д. Его загадки и фацеции не просто служат средством сделать явным кое-что из тайного, но бросают вызов разуму, дабы исцелить его от присущего ему догматизма.
Математика
В 1496 году в Милан для чтения публичных лекций прибыл фра Лука Пачоли ди Борго Сан Сеполькро, величайший математик той эпохи, с которым Леонардо сразу же сдружился. Дружеская привязанность оказалась взаимной. Лука задержался в Милане лишь для того, чтобы поработать с Леонардо. Он посвятил его в тайны математики и геометрии Евклида. Леонардо молниеносно всё схватывал. Пачоли был покорен тем, с какой быстротой тот усваивал всё более сложные понятия. Между ними установились взаимная дружба и обоюдное восхищение. В 1498 году во время ученого диспута при герцогском дворе Пачоли воздал хвалу Леонардо, назвав его величайшим интеллектуалом всех времен. Это было именно то, о чем тайно мечтал художник, постоянно испытывавший некоторое чувство унижения: ведь он являлся «неученым человеком», то есть не владел латынью! Он то и дело иронизировал по этому поводу над собой в своей обычной шутливой манере, однако тот факт, сколь часто он касался этого вопроса в своих записных книжках, позволяет с достаточным основанием предположить, что в действительности он глубоко переживал по этому поводу. Мы помним, что он получил лишь начальное образование в школе abaco, усвоив только начала самых необходимых знаний. Латыни его там не обучали, и этот пробел он пытался восполнить тайком с помощью самостоятельных занятий. Что же касается математики, то здесь ему было не обойтись без наставника, дабы овладеть этой наукой в объеме, необходимом, чтобы производить нужные расчеты.
Сам же фра Лука Пачоли претендовал на интеллектуальное и математическое наследие Пьеро делла Франческа, при этом вовсе не считая себя обязанным ссылаться на него. От Луки Пачоли Леонардо получал математические знания, не интересуясь их происхождением, и перед ним открылся захватывающий мир, бесконечное множество проблем, бросавших вызов разуму. У них быстро созрело намерение совместно опубликовать книгу «La Divina Proporzione» («Божественная пропорция»), одна из трех рукописей которой в настоящее время хранится в Амвросианской библиотеке в Милане. Эта книга должна была вобрать в себя всё математическое знание Пачоли (а также заимствованное им). Леонардо подготовил рисунки правильных многогранников, совершенство которых восхищает в равной мере художников и ученых.
