Выпрямляясь, я бросил случайный взгляд на пустую нишу в стене. В глубине ее что-то белело. После секундного колебания я подошел к нише и, протянув руку, вытащил из дальнего угла портмоне светлой кожи с тисненой нацистской свастикой, набитое какими-то бумагами. Не раздумывая засунул портмоне в карман куртки.
Неожиданно я почувствовал непреодолимое желание заглянуть за занавес, скрывающий вход во второе помещение. Грудь зажгло огнем. Я уже понял, что Дордже находится там, внутри. Оно притягивало меня как магнит, парализуя волю и способность управлять собой. Словно марионетка, я подошел к занавеси и протянул руку. За моей спиной раздался шорох.
Повинуясь какому-то животному инстинкту, мое тело резко дернулось влево. Острая боль пронзила правое плечо. Я завопил и быстро обернулся. Позади меня, бешено сверкая глазами, стоял Лугонг и держал в руке окровавленный тесак. Вывернув голову, я увидел, что из моего плеча хлынула кровь. Я снова взвыл и, пригнувшись, ринулся в сторону двери. Лугонг успел ударить ногой по моей пояснице, придав мне еще большее ускорение, и сила инерции бросила мое тело на деревянную дверь. Проломив гнилые доски, я вывалился наружу в предрассветные сумерки.
Тропа, по которой мы пришли сюда, была едва различима. Я рванул по ней что было сил, сбивая ноги о крупные камни. Выскочил из расщелины и быстро обернулся назад, бросив взгляд на пещеру. В дверном проеме я увидел силуэт Лугонга со скрещенными на груди руками. Глаза его светились красным.
Подгоняемый страхом, я бежал по тропе в сумерках, ежесекундно рискуя свалиться вниз с горы или сломать ноги в каком-нибудь каменном капкане. Остановился я лишь тогда, когда влетел на плоскую площадку и сильно ударился о стоявшую в центре Ступу.
Занимался рассвет. Я лежал возле Ступы и отчаянно хватал ртом прохладный воздух. Сердце бешено колотилось. Каждая часть моего тела жутко болела. Моего тела! Страх постепенно сменился облегчением. Несмотря на то, что моя мечта обернулась кошмаром, я испытал прилив радостного возбуждения. Я смог избежать уготованной мне участи и сохранить себе жизнь для этого мира.
Раненое плечо напомнило о себе уколом тупой боли. Я просунул руку под одежду и нащупал неширокий разрез, покрытый уже свернувшейся кровью. Могло быть и хуже.
Задерживаться у Ступы я счел опасным. Отряхнув одежду, попытался определить тропу, по которой мне следовало спускаться. Выйдя за пределы круга, я начал всматриваться в каменистую почву, пытаясь выяснить место своей недавней ночевки. Однако меня ждал неприятный сюрприз. Вместо четырех троп, которые вели к площадке Ступы, я обнаружил девять. Но мне отчетливо помнилось, что их было только четыре. Опустившись на колени, я принялся ползать по кругу, пристально вглядываясь в мелкий щебень и слежавшуюся глину. Наконец, мне удалось найти мелкие ворсинки — явно из моего одеяла — на одном из вытоптанных глиняных пятен. Показалось, что я даже сумел обнаружить след от своего войлочного сапога. Определив направление, я зашагал прочь, стараясь поддерживать максимально быстрый темп. Жутко хотелось пить и есть.
Спустя несколько часов я наткнулся на ручеек талой воды, едва заметно струящийся по гранитной скале. Я присосался к нему и пил до тех пор, пока от холодной воды не заломило лицо и горло. Оставалось пройти совсем немного. С края тропы, уходящего в крутой спуск, я уже отчетливо видел негустую рощу и возделанные поля. Однако я хорошо помнил, что путь в гору начинался прямо от деревни Лугонга.
Никакой деревни внизу не было.
Наверное, к этому моменту я перешел внутри себя какой-то предел способности удивляться. Нет деревни — значит, и не было, хотя я точно знал, что иду правильной тропой.
Я уселся у скалы и прислонился ноющей спиной к прохладному граниту. Засунул руку в карман куртки и достал украденное из пещеры портмоне.
Желтая кожа портмоне выглядела старой и пересохшей. На одной стороне тисненая нацистская свастика в круге, на другой — символ «Аненербе», свастика с закругленными «хвостами», и вертикально расположенное лезвие Копья Судьбы, заключенные в овальный щит с руническими надписями на ободе. Открыв портмоне, я обнаружил внутри несколько сложенных пожелтевших от времени листков, исписанных знакомым мне почерком. Недостающие страницы из дневника деда…
Несколько минут я пытался сообразить, каким образом вырванные страницы оказались в пещере отшельника, но никакое логическое объяснение не приходило в голову. Во втором отделении портмоне лежали старые фотографии, также затронутые временем. Я знал, что в состав экспедиций на Тибет входили фотографы и даже кинооператоры. В архиве деда мне уже попадались подобные снимки.
Одна из фотографий, хранившихся в портмоне, сразу привлекла мое внимание. На фоне развалин древней стены, у подножия горы стояли рядом три человека. Крайний справа — мой молодой дед в рубашке и в штанах на подтяжках, в центре — пожилой человек во френче, слева — улыбающийся рослый тибетец в национальной одежде, со скрещенными на груди руками. Человека во френче я уже видел на фотографиях дома. Коллега деда — Фридрих. Но стоящий слева…
Я почувствовал, как меня прошиб холодный пот, и руки противно задрожали. Поднес фото ближе к глазам. Слева стоял Лугонг…
На обороте карточки было написано: «г. Кайлас, апрель 1938 г.».
Не может быть! Наверное, просто похож или… Я всматривался в карточку, пока глаза не начали слезиться. Лугонг упоминал о том, что его отец из Тибета, но человек на фото выглядел скорее как брат-близнец. Брат из 1938 года?
Я принялся рассматривать остальные фотографии. Снимок Ступы, вокруг которой расположились несколько носильщиков и пара огромных черных собак. Дворец Потала, на фоне которого дед стоит с этим тибетцем, дружески обнимая за плечи. Фото лица тибетца крупным планом. Сомнений почти не осталось — это был Лугонг…
Меня снова охватил страх. Я вспомнил его горящие красные глаза, когда он стоял у входа в пещеру. Руки затряслись еще сильнее. Взяв один из сложенных вчетверо исписанных листков, я как можно бережнее развернул его. Пожелтевшая бумага, похрустывая, лопалась на местах сгибов. Чернила сильно выцвели, но часть текста еще можно было разобрать:
«…коварства этих шаманов. Пройдя в нижний мир, ты оказываешься в полной власти Проводника. Мне посчастливилось узнать последовательность прохода через области очищения кармы из рукописи, которую мы нашли еще в тридцать пятом в пещере у горы Кайлас. Главной же моей страховкой являлось Истинное Дордже, которое висело у меня на шее. Я следовал за Проводником и Мертвым, тщательно соблюдая все правила, описанные в рукописи. Единственный момент, который встревожил меня, — это видение огромного храма, окутанного дымкой, что появилось после прохода первой арки. На секунду мне показалось, что Проводник замедлил шаг, будто раздумывая, куда идти. Я знал, что это за храм.
Когда Шенраб Мивоче появился в Гималаях, его первым и главнейшим деянием было разделение миров и создание границ между ними. Используя магические способности и силу Истинного Дордже, Шенраб разделил измерения и закрепил каждый строительством храмов. В измерении дэвов он построил “Нерушимый пик” — Крепость Лха. В измерении нагов — “Континент Ста Тысяч Гесаров” — Крепость Нагов. В измерении людей он осуществил эманации, направленные на благо живых существ, что позволило и позволяет его последователям передвигаться из мира людей в нижние и верхние области существования.
