– Где ваш насос? – спросил водитель, когда мы приехали.
– Что?
– Насос для воды. Надо закачать воду.
– А у вас нет? – спросил я.
– Нет.
У нас был насос, однако его намертво прикрутили к месту, и он подходил лишь к трубам, подававшим воду из баков в дом. Мы с водителем задумались.
– Как считаете?.. – спросил я.
– Вряд ли, – ответил он.
Так мы и стояли, глядя то на баки, то на грузовик. Мы были так близко. Остаток дня ушел на то, чтобы найти насос, который можно было бы взять взаймы или напрокат, и когда мы наконец отыскали его в единственном на Тараве хозяйственном магазине, было уже темно. В тот самый момент, когда мы запустили портативный насос и вода потекла в один из наших баков, над головой промелькнула тень, небо потемнело, и я почувствовал, как на меня упала капля воды, а потом и другая. Вскоре разразился настоящий потоп, тропический ливень, которого остров не видел годами. Я превратился в первобытного человека и стал носиться по дому, проверяя желоба, по которым свежая, чистая дождевая вода течет в наши баки. Увидев, что один из желобов заржавел и драгоценная влага сквозь дырку утекает в землю, я ужаснулся, побежал в дом, взял стул и блокнот, и все восемь минут, пока дождь не прекращался, стоял под желобом, зажимая блокнотом дырку и утешая себя тем, что, когда в жизни на первый план выходит удовлетворение примитивных нужд, нет ничего важнее воды.
Когда дождь кончился, я увидел, что водитель улыбается.
– Может, завтра опять дождь пойдет.
Но завтра дождь не пошел, как и на следующий день, как и через неделю. И через несколько месяцев. На Тараве по-прежнему царила засуха. Грузовик куда-запропастился, и остальные четыре куба воды мы так никогда и не увидели. Воду мы экономили, как другие экономят деньги. А потом, как и следовало ожидать, начались неполадки с электричеством.
Сначала все было не так уж плохо. Раз в два дня на пару часов переставали жужжать потолочные вентиляторы, не работали водный насос и мой компьютер. Последнее, наверное, было даже хорошо, ведь если бы на меня вдруг снизошло вдохновение и я закончил бы свой роман за месяц-два, чем бы пришлось заниматься в оставшееся время? Спешить было некуда.
Но вскоре электричество стали вырубать на несколько дней, и для света пришлось использовать керосиновые лампы. Это очень полезное и простое в применении изобретение, за исключением тех случаев, когда поворачиваешь рычажок не в ту сторону, и фитиль исчезает в плошке с керосином. Поскольку темно, то в комнате ничего не видно, да еще твоя подруга стоит рядом и ноет: «Ну что, опять?» И тогда ты напоминаешь ей, что никогда не делал секрета из своей несостоятельности в качестве помощника по дому.
Но больше, чем отсутствие света, и больше, чем перетаскивание ведер с водой от бака к дому, нас раздражало то, что приходится спать без вентилятора. Когда он работал, мы включали его на ураганную мощь, чтобы хоть как-то охладить помещение для сна. Дом из шлакобетона – очень полезная вещь в сибирских степях, но на экваториальном атолле, где нет электричества, в нем нет необходимости. Жара сводила нас с ума. Пот стекал струями по телу. Каждый раз, когда я поворачивался на другой бок, Сильвия стонала: «Ты лежишь слишком близко. Не трогай меня». Всю ночь напролет, не заглушаемые более шумом жужжащего вентилятора, разбивающиеся о берег океанские волны издавали звук, подобный землетрясению, чуть не вызывая у меня сердечный приступ. Тем временем в отсутствие ночных воздушных потоков москиты развлекались демонстрационными полетами над нашей кроватью, и мы хлестали себя руками всю ночь, пока этим тварям все-таки не удавалось полакомиться нашей кровью. У нас даже выработался мерный ритм: бззз-хлоп-хлоп-чёс-чёс, бззз-хлоп-хлоп-чёс-чес.
А потом пришли муравьи. Видимо, их прежнее жилище снаружи дома показалось им тесноватым, и они пробрались внутрь. Нашими соседями по спальне вдруг стал один миллиард муравьев. В тот кошмарный день я проснулся с воем: сотни муравьев ползали по мне и кусали, хотя, как ни удивительно, Сильвию они оставили в покое (что наглядно показывает, каким грязным и вонючим я стал к тому времени). Но не успела Сильвия обрадоваться, что мой муравьиный магнетизм спасет ее от визитов ночных гостей, как проснулась с жуком в ухе. Разумеется, ей сразу захотелось поделиться новостями со мной, что она и сделала. «У меня в ухе жук», – объявила она, и не соврала. Это был кокосовый короед, и он уже практически вгрызся ей в мозг. Сильвия желала, чтобы его удалили немедленно. Мне пришлось потрудиться. Сначала я попытался вымыть его водой, но маленький поганец упирался, поэтому потребовался пинцет, с помощью которого я выковырял его почти без остатка. Пошутил про отложенные яйца, но Сильвия не засмеялась.
Но не все было плохо. К примеру, я крепко подружился с Буебуе, главным электриком Таравы. В США когда вы звоните в любую корпоративную организацию, то всегда общаетесь с автоматической службой информации («Для вашего же удобства!») и восемнадцать часов висите на линии («Ваш звонок очень важен для нас!»), чтобы наконец вам ответил грубый, ничего не соображающий кретин, которых американские корпорации почему-то всегда нанимают для общения с клиентами. Я уверен, что именно опыт звонков в американские правительственные службы сподвигает людей на вступление в ряды гражданской милиции в Монтане. Однако на Тараве обычный звонок на электростанцию с вопросом, скоро ли включат электричество, тут же перенаправляли человеку, который знал всё, – Буебуе. Даже в его выходной, когда меня просили позвонить ему домой. Буебуе был местным оракулом. Если он говорил, что свет будет, значит, так и было. Если предсказывал, что будет тьма, было так. При этом он не управлял ситуацией, а просто говорил как есть. Поначалу я приходил в полный шок, когда Буебуе объяснял, что сегодня электричества не будет, потому что забыли привезти дизель или механики напились и их нельзя пускать к генератору. Иногда он не знал, почему генератор сломался, но был уверен, что несколько дней он работать точно не будет. А однажды (это был самый ужасный случай), когда электростанция в Бетио загорелась, сократив мощность электропотребления на Тараве вдвое, он ответил спокойным голосом, что запчасти будут только к 2012 году. Но вскоре его брутальная откровенность начала мне нравиться.
К тому же сам по себе он был очень милым парнем: все время спрашивал, как дела у Сильвии, благодарил меня за то, что я интересуюсь здоровьем его детей. Потому я и чувствовал себя виноватым, когда однажды мне пришлось воспользоваться его безотказностью. В то время электричество отключали по всему острову, и его части по очереди погружались в темноту. В тот момент до нас дошла потрясающая новость: наш австралийский приятель, волонтер, получил по почте видеокассету с записью похорон принцессы Дианы, чья смерть глубоко опечалила жителей Таравы. Мне очень трудно объяснить, насколько важна была эта видеокассета для нашего замкнутого мирка, ведь мы были абсолютно отрезаны от всех происшествий глобального масштаба. Поэтому возможность увидеть Элтона Джона была настоящим праздником. Мы немедленно отправились на поиски телевизора, видеомагнитофона и организовали встречу с булочками, джемом и бесценной бутылкой хереса. Кому-то это может показаться отвратительным, но для нас эта видеокассета была священным талисманом, связывающим нас с нашим народом, и поводом для радости. Разумеется, электричество вырубилось, как только я нажал кнопку воспроизведения. Разочарованию нашему не было предела, и я стал звонить Буебуе. Я объяснил, что у нас в доме собрались все ай-матанги острова, чтобы помянуть принцессу Диану, и нельзя ли нам получить хоть немного электричества, тем более что мы ждем в гости главу австралийской дипломатической миссии. Это была неправда, поскольку глава австралийской дипломатической миссии был чопорной задницей и вел себя так, будто его направили в Лондон, а не на Тараву. А ведь когда дипломата посылают на Тараву, это верный знак того, что его карьере пришел конец. Однако я все же упомянул его имя, потому что австралийская гуманитарная помощь составляет практически весь государственный бюджет Кирибати. Мне казалось, что упоминание имени посла произведет впечатление на коммунальные службы и потребность столь высокопоставленного лица в электрифицированном досуге будет удовлетворена. Я не прогадал, и мы смотрели похороны, плакали и обсуждали Доди, пока вся Тарава оставалась погруженной в темноту. С тех пор чувство вины не дает мне покоя.
