— И у вас есть ключ?
— Он не нужен. Балкон возле великолепного каштанового дерева. Окно — самая удобная дверь.
— Прекрасно… Ну, так как я не могу делать визитов всем этим негодяям, да это и показалось бы странно, они знают, что я их терпеть не могу… Нет, я не могу, — сказал добрый кавалер, беспокойство которого, как он ни старался его скрывать, обнаруживалось в каждом его движении, в каждом слове, даже в бессвязности его мыслей.
Эсперанс понял все это.
— Боже мой! — сказал он. — Как я глуп! С одной стороны я имею слово Крильона, с другой…
— Договаривайте же! — вскричал кавалер.
— Кокетки.
— Это слабое выражение, — проворчал Крильон.
— И колеблюсь…
— Нет, вы не колеблетесь даже, потому что продолжаете приближаться к берлоге этих вонючих зверей. Вонючих, это неверно: эти сирены нарумянены и раздушены. Ну, мой бедный Эсперанс, поезжайте, не заблудитесь ни в рытвинах, ни в других местах. Прощайте… До свидания… Прощайте!
Крильон вертелся на лошади, так что бедное животное, знавшее спокойную и твердую посадку этого образцового всадника, серьезно растревожилось.
— Не думайте, чтобы я оставил вас одного! — вскричал Эсперанс.
— Почему же нет?
— Потому что, если со мною случится несчастье, в этом никто не увидит ничего важного, между тем как если вас оцарапает куст, вся Франция наденет траур.
— Послушайте, Эсперанс, я должен вас обнять, — сказал храбрый воин, наклонившись к молодому человеку и прижимая его к своей взволнованной груди, и добавил: — Я доволен. Теперь поезжайте, все мои речи отзываются старым подагриком. Двадцатилетний мужчина не должен заставлять ждать шестнадцатилетнюю красавицу. Поезжайте, говорю я вам, и сделайте бабушкой знаменитую Марию Туше… Но только не женитесь, ради бога!
Эсперанс расхохотался.
— Вот в этих словах я узнаю Крильона, — сказал он. — Но я останусь с вами, до тех пор пока Понти не воротится.
— Он остановился в каком-нибудь кабаке, пьяница!
— Он любит вино?
— Это страсть всех молодых людей. Понти — настоящая губка. Вы помните маленький кабачок на перекрестке? Негодяй, наверно, там. Мы проехали мимо в жару нашего разговора. Я пойду вытащу его за ногу из-под стола, куда он, верно, упал.
— Я следую за вами.
— Нет, нет! Отправляйтесь ко всем чертям, то есть к Антрагам. Прощайте! Ах, я слышу галоп лошади, это возвращается мой негодяй! Он большой забияка, когда напьется. Пусть остерегаются те, которые захотят придраться к нам!
— В самом деле, я слышу галоп лошади, — сказал Эсперанс, которому смертельно хотелось отправиться в путь. — Ну, если вы позволяете…
— Я вам приказываю.
— Я поеду крупной рысью. Вы позволяете мне воротиться и передать вам объяснение мадемуазель Анриэтты?
— Если вы не приедете ко мне завтра в Сен-Жермен, где я буду, я стану беспокоиться. Приезжайте узнать обо мне и привозите известия о себе в «Зеленую Решетку».
— Как вы добры для меня, а я вам наделал столько хлопот!
— Я повинуюсь поручению вашей матери, — отвечал Крильон, ударив хлыстом лошадь Эсперанса и пустив его таким образом по дороге.
Молодой человек ускакал во весь опор, но, как ни быстро скакала его лошадь, как ни шумел ветер у него в ушах, он все еще слышал далекий голос Крильона, который все повторял ему:
— Не женитесь!
Крильон смотрел вслед Эсперансу, пока тот не скрылся из виду, а потом повернул к лесу.
Топот лошадиного галопа, который он услышал, все еще приближался, и Крильон вдруг увидел в тени кустарника что-то такое топтавшее траву и ломавшее кусты с невероятным шумом, словно неслось целое войско.
«Это не олень, это лошадь, как мне кажется. Что такое делает лошадь в этой чаще? — думал Крильон. — Разве она без всадника?»
Лошадь исчезла, оставив Крильона в недоумении.
— Доеду до кабака, — сказал он сам себе, — верно, мой дофинец там поселился.
Вдруг лошадь выбежала из кустов, отщипнула и принялась жевать ветвь дуба и стала приближаться к Крильону.
— Это моя лошадь! Это Кориолан! Без Понти! О, о! Неужели с бедным кадетом случилось несчастье?
Крильон подъехал к лошади и принялся называть ее ласковыми именами, которые напомнили независимому существу уроки дисциплины, довольно часто им получаемые. Кориолан подошел, потупив голову, зацепляя своими стременами каждую ветвь и путаясь в своих поводьях.
— Понти напился, мертвецки пьян и свалился где-нибудь, — говорил Крильон, — надо отыскать его из сострадания. Потом завтра я пошлю его в тюрьму на две недели.
Вдруг он услышал крик в густоте леса, и скоро человек, весь в поту, запачканный пылью, в разорванной одежде, запыхавшись или, лучше сказать, хрипя, так что жалко было смотреть, подбежал к Крильону, который принужден был узнать своего гвардейца в этом костюме беглеца или дикаря.
— Ах, — вскричал Понти, — наконец!
— Ну что, ты напился и свалился с лошади?
— Я пил, но и кое-что видел.
— Что ты видел?
— Двоих верховых, вы должны были видеть, как они проехали.
— Нет.
— Они, стало быть, повернули налево к перекрестку. Это все равно, прошу вас, поскорее выедем из леса.
— Для чего это?
— Потому что в долине мы увидим, если они станут в нас стрелять.
— Кто будет стрелять?
— Негодяй, разбойник ла Раме.
— Ла Раме!.. Он здесь?
— Он сейчас проезжал по лесу, из того кабака, где я поил вашу лошадь, я узнал его с другим негодяем такой же свирепой наружности. Я хотел следовать за ними и проскользнул в лес, но в это время моя лошадь убежала. Что было делать? Бежать за ними двоими невозможно.
— Надо было следовать за ла Раме.
— Ба! Пока я колебался между человеком и лошадью, человек исчез.
— И лошадь также. Но куда мог ехать этот ла Раме?
— Вы спрашиваете?! Он гонится за месье Эсперансом.
— Ты думаешь?
— Я в этом уверен! Если бы вы видели его последний взгляд, когда он говорил ему: «Вы ничего не потеряете, если подождете»!
— Черт побери! — вскричал Крильон. — Ты прав. Может быть, он знает, где его отыскать, где его подождать. Да, ты прав, я должен был сам ехать по его следам, но меня ждет король. Как быть? Садись на лошадь и догони Эсперанса, который едет к деревне Ормессон.
— Есть, полковник!
— Догони его, хоть бы тебе пришлось заморить Кориолана и себя.
— И того и другого, полковник!
