Подруга лишь, молча, покивала, но со стула так и не встала. Влад подвинул к ней вторую, оказавшуюся так, кстати, рюмку коньяку. Наташа машинально проглотила двадцать граммов французского напитка.
– А теперь – лимончик, – тихо сказал Рощин.
– Да-да… – прошелестела Наташа, с трудом возвращаясь на грешную землю.
Влад оставил на столике купюру в десять фунтов, и ребята направились через гостиничный холл к центральному выходу, когда к ним, поднявшись с бокового диванчика, быстрым шагом подошла Глория, любимая горничная графа Дорсета. Совершенно неузнаваемая в ярко-голубом брючном костюме девушка мягко, но плотно, по-хозяйски взяла Наташу под руку:
– Доброе утро! Влад, идите к журналистам, а мы вас немного позднее догоним, – негромко произнесла Глория. – Не волнуйтесь, это не моя инициатива, меня Майкл сюда отправил. Не забудьте – на вопросы о королеве надо отвечать обтекаемо и таинственно. Как можно более загадочно. Поверьте, передаю советы графа слово в слово. Мы с Натали в сторонке постоим. А вы волосы чуть-чуть поправьте – там же телевидение.
Рощин чуть портфель из рук не выпустил – какие-такие волосы!?
– Я сейчас тебе помогу, – Наташа наконец-то очнулась окончательно и двумя-тремя движениями навела порядок на голове любимого. – Теперь красиво. Ступай. Оставь мне портфель…
– Только аккуратнее с ним…
– Я знаю, там – важный контракт.
– Очень важный…
Влад бывал на летучих пресс-конференциях в Питере перед открытием чужих вернисажей, но то, что он увидел сейчас – случалось только в американских фильмах про какие-нибудь политические скандалы и, как минимум, с вице-президентами. Сотня журналистов с фотоаппаратами и телекамерами нетерпеливо роилась у отеля. Топталось даже два полисмена в странных английских фуражках с «таксистскими» кубиками на околыше. Когда толпа причудливым полумесяцем колыхнулась в сторону Рощина стражи закона умело, одним характерным движением ладоней в воздухе легко остановили напор прессы. «Русский Леонардо» встал за их спинами и кивнул:
– Добрый день, господа!
На его приветствие одновременно ответило человек десять, а еще двадцать неразборчиво забарабанили вопросы. Живописец, широко улыбаясь, поднял вверх обе руки – «сдаюсь».
– Я ничего не понял. Делайте, пожалуйста, скидку на мой плохой английский. Говорите медленнее и по очереди. Вот у вас – какой вопрос? – Влад указал на ближайшего к нему молодого человека с красивым галстуком.
«Галстук» не заставил себя долго ждать:
– Правда, что ваши картины уже куплены Её величеством или Его высочеством?
– Нет. Денег от Их величеств я еще не получал.
– Но переговоры уже состоялись? – продолжил красивый «галстук». – Сумма определена?
– Я не могу публично обсуждать вопросы, касающиеся третьих лиц. Тем более, если сейчас речь идет о тех трех полотнах с богинями. Могу сказать совершенно точно, что три картины с богинями в аукционе участвовать не будут. Нет, я как-то неправильно выразился… Именно эти три картины не будут проданы на аукционе «Бонэмс», ни за какие деньги. Даже самые большие. Прошу простить за мой плохой английский, но надеюсь – вы поняли, господа.
– Да, большое спасибо, – «галстук» попытался то ли пожать Рощину руку, то ли передать визитку, но его отодвинул полисмен.
Вперед просунулся стриженный под «битлов» репортёр:
– Вы отказали африканскому принцу ради нашей любимой королевы?
Рощин еще только собирался прилично ответить и на этот достаточно каверзный вопросец, когда со своими громкими замечаниями вмешался толстый папарацци:
– Сто тысяч фунтов за картину – хорошие деньги! Надо было соглашаться! Сколько вы над ней трудились? Неделю? Месяц? Всего-навсего…
– Над ней я трудился всю свою жизнь, – фраза у Влада получилась чересчур высокопарная, но журналистам она понравилась. Из толпы раздались одобрительные возгласы, и Рощин решился продолжить тираду в том же духе. – Неверно оценивать творца только по времени физического создания произведения. Ваша знаменитая сказочница пишет книгу, допустим, год, а получает за нее миллион фунтов. И еще за экранизацию – два. Это не просто хорошие, а бешеные деньги за один год любимой работы! А сколько времени она – эта книга варилась в её голове? Кто посчитает? Так же и художник… Но, повторяю, я не собираюсь продавать богинь, ни сейчас первому встречному принцу из Африки, ни через неделю на аукционе «Бонэмс»!
– Браво! – воскликнул стриженый под «битлов» репортер в потертом джинсовом костюме и заинтересовано продолжил: – Как вы оцениваете поступок принца?
– Надо уточнять – какого принца! Особенно – в Великобритании, – Рощин поднял вверх указательный палец, – несколько человек засмеялись. – Итак, теперь о принце из Африки. Кстати, он предлагал за «Цирцею» вначале десять, потом сто тысяч, а когда дошел до миллиона – его вывела охрана. Он не смог купить то, что хотел и, видимо, решил это украсть. Не получилось, и от злости уничтожил произведения искусства других мастеров кисти. О чем я очень сожалею. Искренне надеюсь, что ваши страховые компании насколько возможно возместят моральные страдания художников. Я же не собираюсь, да и не могу, выдвигать против африканского принца обвинения. Вопросы?
Ярко-рыжая девица с прицепленным на грудь бейджем, известного даже Владу лондонского телеканала, уверенно втиснулась между полисменов. Те даже не шелохнулись против такой дерзости. Девица же, повернувшись к Рощину вполоборота, очень внятно, чуть ли не по слогам произнесла:
– Вы собираетесь просить в Великобритании политическое убежище?
«Этого мне только не хватало!» – подумал Влад. – «Только брякни что-нибудь подобное, сразу на съемной хате обыск устроят! С конфискацией…» Опытный глаз живописца сразу заметил и телекамеру, на которую «работала» рыжая. Рощин, широко улыбаясь и не моргая, уставился прямо в зрачок нужного объектива и, так же, раздельно и чётко заявил:
– Нет. Просить убежища в Британии не собираюсь. Я свободный художник и политикой не занимаюсь. Даже не знаю, что это такое! Кстати, все налоги в России плачу аккуратно и вовремя. Это говорю на тот случай, если у кого-то будут вопросы по поводу экономического убежища.
– То есть, вы – богатый человек… – не унималась теле-лиса. – И российское правительство вас полностью устраивает?
– Мы с правительством незнакомы. И я особо не переживаю по этому поводу. Думаю, оно тоже, – на эти слова живописца пресса отреагировала жидкими, но всё же, аплодисментами. – А вот, что касается богатства – вы правы. Я безумно богат! На данную поездку в Лондон и организацию выставки копил деньги почти два года, да еще и у друзей одолжил, но зато у меня есть мои картины. Причем за одну из которых – даже принц готов выложить миллион фунтов.
– Какой принц? – громко спросил кто-то из толпы. – Пожалуйста, уточните!
– Африканский. Африканский, конечно, – весело ответил Влад. – А сейчас, господа, мне пора ехать на свою выставку. Приглашаю вас всех туда, увидите своими глазами из-за чего весь сыр-бор. Ну, а кто не сможет – много потеряет. Спасибо за внимание!
