Днем шла она по солнцу, ночью – по звездам. Но грозно нахмурилось небо, из косматых туч упали снежные вихри, и к утру замело лед выше колена. Потеряла Пребрана небесную стезю и сошла на берег. Вокруг глухо шумел еловый бор без тропок и пристанищ. Изглодала девица весь хлеб, запасенный Чурилой, и стала искать под снегом ягоды. Увязался за Пребраной медведь-шатун, Велесов Зверь. В тех местах, где садилась она под ель или корягу, косолапый разгребал и жадно ел снег и вновь ломился сквозь чащу на приманчивый запах. Откуда-то тонко и остро потянуло березовым дымком. Решила Пребрана, что близок погост или охотничье зимовье, и побежала на дым. Медведь не отстает, морду к земле нагнул, вот-вот нагонит. Выбежала Пребрана на лесную поляну-елань. Вокруг поляны нагорожен тын из кольев. На каждом коле – истлевший медвежий череп. Посреди прогалины высокий снежный курган и курится из-под земли дымок, а вокруг на склонах медвежьих следов понатоптано видимо-невидимо, и все ведут в натертый звериный лаз под курганом. В нору протиснуться можно было только на четвереньках, и перед самой медвежьей пастью метнулась Пребрана в нору, и сразу стихло все, точно и не было медведя, только бор шумит: У-у-у… У-у-у…
Ползком пробралась Пребрана в глубину, навстречу жаркому дыханью и очутилась в избушке-землянке. В темноте ало светилось жерло печи, на земляном полу разглядела она лапти из медвежьей шкуры с когтями и лыковой тесемкой-привязкой. Поднялась Пребрана на ноги, макушкой в потолок уперлась и поздоровалась тихо:
– Будьте здравы, хозяева!
В ответ на печи словно ком земли зашевелился, и встал в потемках ни зверь, ни человек.
– Мать Тревелика, повернись ко мне ликом, – прошептала Пребрана заветное слово, что незнамо откуда в память вошло. Может быть, со слов старца, а может, еще раньше.
– Откуда Слово знаешь? – дохнуло с печи.
– Бор нашумел… – пролепетала Пребрана.
– Добро… Куда идешь?
– За Огнем Неугасимым…
Слезла с печи древняя старуха – седые волосы, как белый олений мох, руки как корневища, титьки до колен. Нос к подбородку загнут, – точь-в-точь старая Макошь. На поясе у старухи болтался меховой передник на травяной опояске, и догадалась Пребрана, что перед нею Лесная Баба, Мать Зверей, жрица забытых Богов.
Долго разглядывала старуха пояс Пребраны, переминала узлы заскорузлыми пальцами, губами шевелила, и тут увидела заткнутый за пояс топорик.
– Славная вещь, – сказала она. – Верно служила она нашему роду.
– Расскажи, матушка, – попросила Пребрана.
– Давно это было… Упали с неба три дара: плуг, ярмо и топор-секира. Всякой вещи нашлось доброе дело. Плугом вспахали поле и засеяли хлеб.
В ярмо запрягли коней и волов. Лишь одна секира долгое время лежала без пользы, пока не попала в руки старой женщине.
– Пусть это орудие смерти служит рождению жизни, – сказала она, – да будет оно оружием Ма-Коши, матери Судьбы.
Этой секирой со знаком сокола обрубали пуповину всякого новорожденного, и звались все люди этого рода – Соколами. Бури тысячелетий развеяли их по лику земному. От конского пота растаяло кожаное ярмо, и железо плуга возвратилось в землю, и лишь секира Ма-Коши передавалась от матери к дочери и оберегалась от всякого убийства и невинно пролитой крови…
Мне ведомо, куда ты идешь. Отработаешь три урока, укажу тебе путь в Девью страну.
После старуха велела Пребране сбросить всю одежду. Положила обутку, меховую доху и рубаху на догорающие угли, и когда все хорошенько выгорело, приказала:
– Полезай, голубка, в печь, надо и тебя перепечь. Забралась девушка в горячее устье, поджав локти и колени, словно в материнской утробе. Закрыла ее Мать Зверей каменной заслонкой, и пока не кончился у Пребраны живой дух, заслонки не открывала. После помогла ей вылезти, хлопнула по ягодицам, точно новорожденную, и завернула в шкуру:
– … Нарекаю тебя Младой Макошью. Походи в звериной шкуре и без обутки, пока не соткешь плащ из лягушачьей шерсти и не соберешь яблоки с березы.
Научилась Пребрана шить одежду из шкур костяной иглой и звериными жилами и прясть волчью шерсть. Тянулась под ее пальцами лохматая серая нить, похожая на дни лютеня. Это был ее первый урок.
Долгими зимними вечерами Мать Зверей сказывала сказки и открывала Пребране тайный смысл услышанного:
– А вот послушай, что я буду баять. Было это в давние веки, когда в небесах аж два месяца ходило, и листья на деревьях не вяли, а люди жили, сколько хотели… В то время Капище звалось Кудом, и многие кудесы там водились. Вот и жили тогда при Куде дед да баба, и была у них курочка ряба.
– Куд-Куда! Куд-куда! – захлопала руками Мать Зверей.
Вот снесла та курочка яичко: пестро, востро, костяно, мудрено, посадила яичко в осино дупелко, в Куд, под лавицу.
В те времена кудесники крови не проливали и живое не ели. Светом солнечным сыты были. Это сейчас яйцо стало – яством, а в те времена оно звалось Коло.
Мать Зверей вынула из-за пазухи маленькое пестрое яичко, подула, и на ее колени упал мокрый новорожденный птенец. Старуха спрятала его между ладонями, потерла – и нет птенца.
– Коло – круг жизни, но забыли о том кудесники и нарушили завет. Не тобой жизнь дадена – не тебе отнимать! Дед бил-бил – не разбил, баба била-била – не разбила.
Мать Зверей постучала по печке и хитро улыбнулась:
– Когда-нибудь узнаешь, как младенец изнутри стучит, ножками сучит, просится на Божий свет.
Снаружи бить – до иного света достучишься: вот и вызвали кудесники с того света неведомого зверя – не то мышь, не то змею. Зверушка хвостиком-то и ввернула, яичко и проломила! Об этом яичке дед стал плакать, бабка рыдать, вереи хохотать, курицы летать, ворота скрыпеть. Сор под порогом закурился, двери побутусились, тын рассыпался, верх на избе зашатался… Один месяц возьми и упади на землю! Следом пришла большая вода и смыла прежний мир. То-то и память! Не шатай человек земные крепи!
Ранней весной, в самый птичий лет ушла Пребрана в лес «собирать яблоки с березы», исполнять второй урок. В помощь Мать Зверей дала ей поющую косточку, которую слушались волки. До мая-травеня ела Пребрана прошлогодние ягоды, пила воду из оленьих ям, спала в дупле, выстланном медвежьей шерстью, и в великом безмолвии открылись ей иные голоса и заговорили с ней земля и воды. Вышел к ней пучеглазый лесной народец, живущий во тьме под корягами, и вынес свои сокровища – золотую руду и самоцветы. В лунные ночи на отмелях плескались прозрачные водяницы и манили к себе.
Научилась Пребрана парить над верхушками росных трав, слышать мысли звериные и птичьи, понимать язык цветов. Под ее ладонью срастались переломленные ветки и с треском прорастала молодая трава. Солнцем рассветным питалась Пребрана и не знала иной пищи, кроме капель росы. Так закончился третий урок.
Первой зеленью опушился лес, и поднялись на полянах жаркие купальницы. Тогда принесла Старая Макошь полную ступу воды, поставила в печь и выпарила Пребрану в молодых травах, волосы речным песком и тирлич-травой оттерла. Засияло лицо Пребраны прежним светом, а волосы живым шелком завились. После Старая Макошь обрядила девушку в платье из крапивного волокна и вложила ей в руки заветный топорик.
