Она повернулась к нему спиной. Черт бы его побрал. Ну почему он видит ее насквозь, даже когда она прилагает усилия, чтобы что-то от него спрятать?
– Чего ты боишься? – спросил Айдан, обнимая Пиппу за плечи и разворачивая лицом к себе. – Что ты никогда не узнаешь, кто ты? Или того, что ты узнаешь это?
– А что, если я окажусь «ошибочкой» какого-нибудь подагрического старого герцога?
– Тогда мы все будем называть тебя леди Пиппа. – Он беспечно подкидывал грушу. – Может статься, после этого ты перестанешь воображать свою мать принцессой из хрустального замка. И поймешь, что она быта живой и такой же грешной, как ты или я.
Пиппа долго и внимательно рассматривала его. Ирландец отбирал у нее старую мечту, заменяя ее другой, той, что может оказаться правдой.
– Уговорили. Я поеду, – согласилась она.
– Яго сказал, что ты отослала горничных.
– Да, ваше великолепие, – весело отозвалась Пиппа. Это быт ее лучший, звонкий и призывный голос, отработанный годами тренировок, на который сбегались толпы простофиль. Никто бы не догадался, что она готова взвыть от уязвленной гордости. – Это ниже моего достоинства – водить компанию с такими ничтожествами.
– Но их послала сама леди Ламли, – уточнил Айдан. – Может быть, все-таки позволишь им тебя одеть?
Она прижалась лбом к оконному стеклу и глубоко вздохнула, пытаясь вытолкнуть ком в горле. «И снова услышать, как меня называют шлюшкой О'Донахью. Овцой в корсаже. Расфуфыренной куклой».
– Я вообще раздумала ехать! – крикнула она из-за двери.
Черт побери. Она не совладала с голосом. Было бы наивно полагать, что он не заметит.
Айдан заметил. Он с силой толкнул дверь и вошел в комнату. Ирландец был великолепен в темном шерстяном мундире и кожаных лосинах. Сердито нахмурившись, он резко направился к ней и замер как вкопанный.
Она хотела съежиться и умереть, поскольку на ней была только нижняя юбка и рубашка, чулки были подвязаны выше колен, а все остальное было разбросано по кровати.
Но он не обратил на это никакого внимания. Он глядел на лицо. Глаза в глаза.
– Ты плакала, – догадался он.
– Ароматический шарик вызвал чиханье, – настаивала она, теребя в руках круглый футляр с ароматическим шариком.
Он забрал его у нее из рук и положил на стол.
– И поэтому отослала слуг? Мне стоило труда доставить их сюда вместе с портнихой и платьем.
Он махнул рукой в сторону платья. Увидев его, она едва устояла на ногах. Никогда не видела ничего красивее.
– Говорят, что платье сшили для придворной дамы королевы Елизаветы, – заметил Айдан. – Но ее… – Он замолчал и стал рассматривать рукав платья.
– Договаривайте, – потребовала Пиппа.
– Ее прогнали.
– Почему?
Он отбросил рукав платья и растерянно посмотрел на нее, явно сбитый с толку.
– Если верить Яго, дама, о которой идет речь, обратилась к королеве за разрешением выйти замуж. Королева отказала. Несколько месяцев спустя обнаружилось, что она ждет ребенка, что тайно обвенчалась со своим возлюбленным. Его отправили в Тауэр, а ее выгнали.
– За что? – Пиппа забыла о своих проблемах.
– Я задал тот же вопрос. Только один человек набрался смелости ответить, да и то с оглядкой. Королева не может найти, за кого ей выйти замуж, и она уже стара, чтобы родить ребенка.
– Выйти замуж и родить ребенка – разве только в этом предназначение? – вымолвила Пиппа.
Холодная тень пробежала по его лицу. Но тут же в глазах заплясали чертики.
– Конечно, ты же специалист в этих вопросах.
– Дов как-то рассказывал, что даже священники, давшие обет безбрачия, призывают паству сочетаться браком.
– Давай займемся платьем…
– И оно принесет мне удачу, – кисло заметила Пиппа.
– Оно не в твоем вкусе?
– Мой господин, платье великолепно. Портниха с ее помощницами не в моем вкусе.
– Они тебя обидели?
– Я обиделась не за себя. Бывало, меня называли и хуже чем шлюшкой, овцой в корсаже, расфуфыренной куклой… – Она улыбнулась ему как можно беззаботнее. – Меня взбесило, что они хихикают над вами, – сердито нахмурилась Пиппа.
Он удивленно поднял бровь:
– Хихикают?
– Ну да. Если бы они все время не подхихикивали, я бы и не поняла, что что-то с вами не так. Как-то странно… Я только услышала… кавалер, не допущенный, постельничий. Вы-то понимаете, о чем они?
Айдан вспыхнул и попытался спрятать от нее лицо.
– Никогда не понимал англичан. Их жены судачат, как портовые шлюхи, а мужчины им это позволяют.
– А что вы позволяете делать своим женщинам в Ирландии? – уточнила она.
Она увидела, как холодная ярость мелькнула в его глазах и погасла.
– Что значит – позволяем? Они поступают так, как считают должным.
Он подошел к ней:
– Я сожалею, что тебе пришлось терпеть этих гарпий. Позволь мне помочь тебе одеться. Клянусь, насмешничать не буду и называть тебя по-всякому тоже.
Она не смогла возражать ему.
– Я покоряюсь вам! – театральным голосом воскликнула она, картинно поднесла руки к глазам и сделала вид, что вот-вот упадет в обморок. – Я – ваша. Делайте со мною все, что хотите!
Айдан осматривал отдельные элементы наряда, разложенные на постели.
– Не уверен, что соображу, как это все соединить. – Он хмыкнул. – Я великий О'Донахью, уже второй раз служу у тебя горничной! Интересно, как это у тебя так ловко получается заставить меня?!
– Просто в глубине души вы обожаете это занятие. Ну признайтесь, что это так!
Он приподнял непонятный для Пиппи, со стальными ребрами[3], предмет.
– Корсет?
– Нет, спасибо. Никогда не понимала, зачем люди стремятся переделать то, что дано им Богом.
– Тогда наденьте эту нижнюю юбку. Премилая вещица.
Он надел ей юбку через голову и расправил у нее на талии. Слегка приобняв девушку, начал ее зашнуровывать.
Пиппа почувствовала неодолимое желание прижаться щекой к его подбородку, закрыть глаза и наслаждаться тем, что он рядом.
Прежде чем она решилась признаться ему в своих мыслях, он уже надевал на нее верхнюю юбку из более тяжелого материала, распахивающуюся спереди, чтобы было видно изысканную нижнюю юбку.
Настала очередь корсажа.
– Мой господин, вы, наверное, перепутали, – объявила Пиппа, когда он обошел ее, чтобы начать шнуровать корсет. – Вряд ли портниха шила его так, чтобы шнуровать со спины?
