Поупражнявшись в жалости к себе, Ким решила: не позволит она какому-то мужчине приводить ее в столь жалкое состояние, брать над ней столько власти! Она сделала серьезную ошибку, но Сэм не узнает, как ей больно. У нее, в конце концов, есть гордость, и она постарается сохранить достоинство. Закончит работу, ради которой ее наняли, и сделает все хорошо. Покажет себя профессиональной, вежливой, квалифицированной, попытается — ради себя самой — казаться веселой…
Следующие несколько дней Ким вела сама с собой долгие беседы, в перерывах заливаясь слезами. Но мало-помалу сила духа возвращалась к ней.
А потом Сэм вернулся из Нью-Йорка, и в тот же момент, как она увидела его, что-то внутри воспламенилось, колени ослабели… Ким смотрела на него, стараясь запечатлеть в памяти эти мгновения. Сильное, с тяжелым подбородком лицо, широкие плечи и грудь — так уютно прислоняться к ней щекой… Уже просыпается сладкий, мучительный голод — броситься к нему, обнять, прижать к себе, сказать, как она его любит… Нет, она этого не сделает!
— Привет! — И Ким улыбнулась, надеясь, что он не заметит ее дрожащих коленей и трепета в голосе.
В душе клокотали противоречивые чувства — тут и паника, и желание бежать от него, от себя…
— Здравствуй, Ким.
В темной глубине его глаз нельзя ничего прочесть, лицо бесстрастно.
— Как раз собиралась уходить. Я нужна тебе сейчас?
От облегчения, что нашелся предлог ускользнуть, последнюю фразу она произнесла спокойно.
— Нет, спасибо.
— Тогда я пошла. — Взяла сумочку и направилась к двери.
— Подожди… — Сэм устало потер висок. — Ты вернешься к ужину?
— Я ужинаю с друзьями — не знала, что ты сегодня приедешь.
Договорилась она с Харрисонами — Ником и его родителями.
— Прости, надо было сказать тебе.
— Ладно, это неважно, — легко отозвалась Ким. — Знаешь, нам с тобой надо поговорить. У меня есть к тебе вопросы насчет слуг, которых самое время нанять. И еще кое-какие вещи, связанные с домом.
— Да, конечно, — кивнул он.
— Тогда до встречи! — бросила Ким, захлопывая за собой дверь.
Вернулась она в отель уже поздно. Несмотря на мысли о Сэме, вечер прошел хорошо: еда замечательная, собеседники интересные. Вставляя ключ в замок, она словно ныряла в ледяную воду.
Сэм сидел на диване, в джинсах и черной футболке, с босыми ногами, — воплощенная мужская привлекательность; на коленях стопка бумаг.
— Привет! — молвила она радостно. — Я думала, ты уже спишь.
— Я проснулся.
— Смена часовых поясов такая морока, — сочувственно покачала головой Ким и бросила сумочку в кресло.
Она изо всех сил старалась быть веселой и приятной в общении с Сэмом.
— Как прошел ужин? — спросил он.
— Мило, очень мило. — Ким заправила непослушный локон за ухо. — А твоя поездка?
— Ад. Работа над домом продвигается?
— Да, все замечательно. — И Ким сделала щедрый жест рукой. — Заходи, когда захочешь. — Сверкнула легкой улыбкой. — Скоро можешь въезжать.
Сэм указал на кресло:
— Садись.
— Хорошая идея. — Она устроилась в кресле и скрестила ноги. — Так расскажи мне о своей поездке. Ад — это звучит страшновато.
— Должен извиниться перед тобой, Ким.
— Извиниться? За что?
К черту серьезные разговоры! Устала она быть мрачной — гораздо приятнее счастливое расположение духа. И она собирается стать счастливой! Ким сидела, качая ногой, открытая туфелька, на высоком каблуке, без задника, съехала на мысок и равномерно покачивалась.
— В последние недели я делал все неправильно, обращался с тобой ужасно. Мне жаль.
А ведь он абсолютно прав.
— Да, понимаю. — Ей удалось сохранить беззаботный тон. — Сначала работа, удовольствия потом. Не сразу поняла, просто никогда не приходилось увлекаться трудоголиком. Все равно, очень милая у нас получилась интрижка.
Лицо его потемнело, в глазах промелькнуло что-то неуловимое.
— Никогда не думал об этом как об интрижке.
— Правда? Ах да, я же должна была стать твоей женой… — Ким повертела кольцо на пальце. — Игра — вот что это было. — И преувеличенно грустно вздохнула. — Ты так хорошо играл, что я не разобралась поначалу, что ты играешь, — вот глупышка! — Ким откинула голову и рассмеялась. — Ты однажды сказал мне, что я тебя забавляю. Я была игрушкой, разве нет? А когда ты стал слишком занят и погрузился в работу, у тебя не осталось времени на игры. Ты просто бросил меня, как надоевшую игрушку.
— Прекрати! — произнес Сэм резко. Поднявшись, он стоял над ней — высокий, угрожающий.
Она взглянула снизу вверх ему в лицо и широко раскрыла большие невинные глаза, захлопав длинными ресницами.
— Разве неправда, что я была просто развлечением? Знаешь, я все понимаю. — Ким зевнула. — Пойду-ка лучше спать, устала.
Его лицо казалось высеченным из камня.
— Прекрати играть со мной, Ким! — зарычал он.
— Играю? Я? Нет, по-моему, это вы, сэр, отлично освоили роль страстного любовника. — И она встала.
Сэм молча отступил, давая ей пройти. Ким улыбнулась ему:
— Доброй ночи, Сэм.
Он теряет ее… Сэм смотрел на закрытую дверь спальни Ким, охваченный унынием и ощущением опустошенности. Пока в его жизнь не вошла Ким, он не знал толком, чего хочет. Тепло и радость — вот то, что она принесла с собой. Точно так же он нашел их однажды в ее семье, убитый горем после потери родителей.
Ее обаяние и жизнерадостность наполнили темные, одинокие пространства его души. До боли хочется обнять ее — погасить кошмар, владеющий с некоторых пор его жизнью.
Высказать ей весь ужас, заполнивший его душу? Поверит она ему или уйдет, бросит его?
Злость, жгучая и едкая, обожгла ему горло — он потеряет Ким из-за другой женщины.
— Еще раз скажи мне: почему ты не хочешь жить в отеле или в меблированных комнатах? — спросила Ким у Сэма однажды вечером с явным раздражением. Она безрезультатно пыталась привлечь его внимание к покупке картин для дома, но он не проявил даже минимального интереса. Битый час Ким уговаривала его пойти в картинную галерею взглянуть на замечательные картины, обнаруженные ею вчера.
Последние несколько дней она работала над завершающими штрихами и почти не видела Сэма. А когда удавалось задать ему вопросы относительно того, что он любит, что предпочитает, то старалась придерживаться непринужденной, деловой манеры общения. Сэм был вежлив, но мысли его витали где-то далеко.
— Ким, не сейчас! — нетерпеливо отмахнулся он, сосредоточившись на очередной стопке бумаг.
