Задача была чрезвычайно сложна: не было ни словаря, ниучебника, ни вспомогательных материалов. Изучение тибетского шло с помощьючеловека, знавшего персидский и тибетский. Но хотя Чома был прилежным учеником,этого было явно недостаточно, и он задумал продолжить изучение языка втибетских монастырях. Английский патрон одобрил эти планы, и Чома срекомендательными письмами в кармане отправился в ламаистский монастырь вЗанскар, на гору Зангла, что в самой западной части провинции Ладак. Он прибылтуда 26 июня 1823 года.
Когда Кёрёши прибыл в Занглу, то уже немного говорилпо-тибетски и сумел объяснить ламе свои цели, склонив его помочь ему в ихдостижении. Этого ученого ламу звали Сангье Пунтцог. В предисловии к своемусловарю Чома Кёрёши дает ему самые лестные характеристики. О своем пребывании вмонастыре Чома писал так: «За время моего пребывания в Занскаре я при искусномруководстве высокоученого ламы изучил грамматику тибетского языка и познакомилсяс некоторыми сокровищами литературы, соединенными в 320 толстых печатных томов,составляющих основу тибетской учености и религии».
Пищу Чомы в монастыре составлял лишь соленый чай с молоком имаслом. Как жил в их деревне венгерский ученый, в Зангле помнили и сто летспустя. Когда в начале ХХ века в тех местах побывал другой европейскийпутешественник, он встретился со стариками, которые по устным рассказам знали оСкандер-беге (то есть господине Шандоре – так на восточный манер именовал себяЧома). Они рассказали, что Скандер-бег ходил в простой одежде тибетцев,состоящей летом из грубого сермяжного кафтана, шапки-скуфьи с отогнутыми краямии войлочных сапог или плетеных соломенных лаптей. Зимой же на это надеваласьовчинная шуба, а на ноги – кожаные сапоги на шерстяной подкладке.
Один из древних стариков поведал, что Скандер-бег, читая,постоянно держал руки под одеждой, согревая их за пазухой или под мышками, ивысовывал их на мгновение лишь для того, чтобы перевернуть страницу. Аучитывая, что в долгие занглайские зимы температура обычно бывала минус 20–30градусов, а в нетопленых монастырях минус 15–20, то можно лишь поражатьсяподвижническому труду венгерского ученого. Топить было нельзя, так как печей вЛадаке не было, а дым открытого очага, разъедая глаза, сделал бы работуневозможной.
В монастырь, или, по-местному, гомпа, построенный в горахнад деревней, вела узенькая тропка над пропастью. В самой обители груботесанная каменная лестница шла наверх, на второй этаж, где келья 3 ґ 3 метрабыла жилищем венгерского ученого, которое он делил со своим наставником, другоми помощником – ламой. А доктор Джерард, английский врач-гуманист, объезжавшийэти края, чтобы делать прививки от оспы, так увековечил его дни: «В этом местеон, лама и слуга в течение трех или четырех месяцев теснились в помещении 9 ґ 9футов: они не решались покинуть это убежище, потому что почву устилал снег итемпература была ниже нуля. Тут он сидел, завернувшись в бараний тулуп,скрестив на груди руки, и в такой позе читал с утра до вечера, посленаступления сумерек учил без огня или света плошек, спал на полу, и толькостены защищали его от суровости климата».
«Беру на себя смелость признаться, – писал Чома, –что я – не только лингвист, я изучил множество языков для того, чтобыпроникнуть в сокровищницы давно прошедших эпох, узнать культурные тексты,приобрести полезные знания». Венгерский исследователь впервые поведал миру оскрытых в тибетских монастырях священных и научных текстах. Он впервые описал иизучил их, с помощью ученого ламы составил список сакральных выражений. Уже вовремя пребывания в Зангле он установил, что тибетская литература почти целикомсостоит из точных, выверенных переводов классических санскритских текстов. Апоскольку оригиналы на санскрите большей частью утрачены, то эти переводы –Канджур и Танджур – имеют исключительное значение в истории буддизма. Крометого, чтобы сориентироваться в совершенно новой и неизведанной области –тибетской литературе, – Чома просил образованнейших лам Тибета для негосоставлять компендиумы, глоссарии, краткие справочники, проливавшие свет наотдельные научные вопросы. Поэтому многие современные ученые уже в нашем векенеоднократно находили в различных тибетских монастырях рукописи, в клеймахкоторых стояло: «Составлено по просьбе европейца Скандер-бега».
Накопленных знаний Чоме уже хватало для того, чтобысоставить тибетскую грамматику, краткую историю Тибета, описать его географию илитературу. Кёрёши радовался скорому завершению своего труда, так как надеялсявернуться к истинной цели своего путешествия – поиску прародины венгров. Врукописях и печатных томах Танджура он встретил упоминания о загадочных югарахи их стране Югере, а также текст, переведенный, как было указано, с языкаюгаров. Он подозревал, что под этим именем скрываются угры, то есть венгры, апотому стремился проникнуть глубже в Тибет и в священную Лхасу, вкнигохранилищах которой надеялся узнать много нового о югарах.
После полуторалетнего беспримерного труда Чома покинулЗанскар, собираясь продолжить сбор материалов для словаря в других монастырях.Еще в Зангле местные жители стали к нему подозрительны: почему он, интересуясьбуддистскими книгами, не идет в монахи? Зачем изучает, помимо священных книг,историю и географию? Приближенные последнего ладакского короля могли думать,что он шпион какой-нибудь европейской державы или тайный уполномоченныйиндийско-британского правительства. Чома и не предполагал, что в английскомпоселке Сабатху он окажется под таким же подозрением, но только со стороныанглийских властей. Подозрение вызвало то, что он, европеец, прибыл в Сабатху втибетской одежде. На донесение коменданта от начальства пришел ответ: «Прошузадержать европейского путешественника до получения мною указаний от главногоконсула из Дели». Для служаки-военного «задержать» означало «арестовать какшпиона». Ответ из Дели содержал требование «мистеру Чоме» написать подробныйрапорт о себе и о своих планах. В нем он описал свой предшествующий путь,отчитался о своих научных трудах, изысканиях и планах на будущее, дляосуществления которых попросил содействия и помощи от Калькуттского Азиатскогообщества. Ответ на рапорт разогнал сгустившиеся над Чомой тучи: его планы наосновании его аргументов сочли важными и значительными и выделили емуежемесячную стипендию в 50 рупий. Кёрёши вновь облачился в восточный кунтуш ипустился в путь, который на этот раз лежал на север, в провинцию Базехр, кмонастырю в Канаме. Три года ровным счетом он прожил в лачуге возле канамскогомонастыря, готовя материалы для своего словаря. «Две грубые скамьи и пара ещеменее удобных стульев составляли всю обстановку его маленького жилища, нопомещение производило впечатление жилого, потому что вокруг его хозяина встройном порядке были уложены тома Танджура и Канджура, тибетские произведения,манускрипты и тексты», – записал доктор Джерард, навестивший Чому в егоканамском уединении. Все деньги, которыми снабжало его правительство БританскойИндии, Чома тратил на оплату труда ламы, слуг из монастыря и на покупку книг,себе оставлял только минимум на скудное питание да простую одежду.
В ноябре 1830 года он покинул Канам, чтобы проследовать вКалькутту для издания своих трудов. И грамматика, и «Опыт словаря» были изданыв 1834 году тиражом по 500 экземпляров. Ученый не претендовал на гонорар: онпредложил его своим патронам в качестве благодарности за их поддержку. Пока жеего труды готовились к печати, он жил в особняке Бенгальского Азиатскогообщества. Там он жил несколько лет, после своего путешествия в Сикким, работаябиблиотекарем Общества, писал свои рукописи, составлял каталоги санскритских итибетских книг, писал научные труды и статьи для научных журналов «Journal ofthe Asiatic Society of Bengal» и «Asiatic researches», посвященные тибетскойлитературе и языку. Именно они заложили основы совершенно новой отрасли вориенталистике – тибетологии, которая теперь преподается в каждом уважающемсебя европейском университете. Один из его трудов, «Будда и его учение»,многократно переводился на разные языки и переиздавался в прошлом и нашем столетии.Помимо избрания почетным членом научных обществ в Великобритании и на родине,произошло еще одно радостное событие: собранные для Чомы по подписке по всейВенгрии деньги, посланные ему в Тегеран еще в 1821 году, наконец нашли своегоадресата. Но Чома привык давать, а не получать. Поэтому он написал в Эньедсвоим профессорам, прося их в качестве благодарности за оказанную ему поддержкупринять от него полученную с родины помощь и сэкономленные им деньги – всего450 золотых.
