— Я думаю, что первым делом нам надлежит от души надраться.
— Отлично. Позовите пажа.
— Паж, паж! — закричал Король, высовываясь в дверь. — Куда ты, к дьяволу, запропастился? Паж! А вот ты где, шалопай, ну-ка, тащи сюда вино. Чем ты там занимался? Любовался, как сжигают твою хозяйку? Хорош, нечего сказать!
Довольный мальчишка взвизгнул и загрохотал каблуками вниз по лестнице, до середины которой он только-только поднялся.
— А потом, после выпивки? — поинтересовался Гавейн.
Весело потирая руки, Артур вернулся в залу.
— Пока не думал. Что-нибудь да подвернется. Вероятно, мы сможем уговорить Ланселота, чтобы он попросил о прощении, или придем еще к какому-нибудь соглашению с ним, — и тогда он вернется. Он мог бы сказать, что пришел к Королеве в опочивальню, потому что она призвала его, чтобы вознаградить за Мелиагранса, ибо он выступал как ее защитник, а она хотела избегнуть пересудов касательно вознаграждения. А потом ему, конечно, пришлось ее спасать, поскольку он-то знал, что она невиновна. Да, я думаю, что-то в этом роде мы и устроим. Только в будущем им придется вести себя поаккуратней.
Но восторженное состояние покидало Гавейна гораздо быстрее, чем его дядю. Он заговорил медленно, не отрывая глаз от пола.
— Сомневаюсь я. — начал он. Король вгляделся в него.
— Сомневаюсь я, что все удастся уладить, покамест жив Мордред.
Бледной рукой подняв завесу, на пороге возникло призрачное существо, наполовину облаченное в доспехи, с незащищенным предплечьем в люльке повязки.
— Покамест жив Мордред, — сказало оно с драматической горечью, достойной мастера сценической реплики, — этому не бывать никогда.
Артур в удивлении обернулся. Он глянул в горячечные глаза сына и в тревоге шагнул к нему.
— Но Мордред!
— Но Артур.
— Да как ты смеешь так разговаривать с Королем? — рявкнул Гавейн.
— А ты вообще молчи.
Его лишенный выражения голос остановил Короля на середине пути. Но он уже снова собрался с духом.
— Войдите, Мордред, — дружелюбно сказал он. — Мы знаем, побоище было страшное. Мы видели его из окна. И все-таки хорошо ведь, что ваша тетя теперь в безопасности, а правосудие соблюдено во всех отношениях».
— Побоище было страшное.
Голос его был голосом автомата, но исполненным глубокого значения.
— Пешие воины…
— Плевать.
Гавейн, словно механизм, поворачивался к сводному брату. Он повернулся всем телом.
— Мордред, — спросил он с тяжким акцентом. — Мордред, где ты оставил сэра Гарета?
— Где я оставил их обоих?
Рыжеволосый рыцарь разразился быстрым потоком слов.
— Нечего меня передразнивать, — заорал он. — Что ты скрипишь, как попугай? Говори, где они!
— Ступай и поищи их, Гавейн, среди людей на площади.
Артур начал было:
— Гарет и Гахерис…
— Лежат на рыночной площади. Их трудно узнать, столько на них крови.
— Но ведь они невредимы, верно? Они же были без оружия. Они не ранены?
— Они мертвы.
— Чушь, Мордред.
— Чушь, Гавейн.
— На них же не было доспехов! — протестующе воскликнул Король.
— На них не было доспехов.
Гавейн произнес, с угрозой подчеркивая каждое слово:
— Мордред, если окажется, что ты солгал…
— …то добродетельный Гавейн зарежет последнего из своих родичей.
— Мордред!
— Артур, — отозвался он. Он повернул к Королю каменное лицо, являющее безумную смесь злобы, вкрадчивости и отчаяния.
— Если это правда, это ужасно. Кому могло прийти в голову убить Гарета, да еще безоружного?
— Кому?
— Они и сражаться-то не собирались. Они пошли и встали в дозор, потому что я им приказал. К тому же, Ланселот — лучший друг Гарета. Да и со всем родом Бана мальчик был дружен. Это кажется мне невозможным. Вы уверены, что не ошиблись? Голос Гавейна внезапно наполнил комнату:
— Мордред, кто убил моих братьев?
— Действительно, кто? В неистовой ярости Гавейн ринулся к горбуну.
— Кто же, как не сэр Ланселот, о мой могучий друг.
— Лжец! Я должен сам их увидеть.
Тот же порыв, что бросил Гавейна к брату, вынес его, еще бурлящего гневом, из комнаты.
— Но, Мордред, вы уверены, что они мертвы?
— У Гарета снесено полголовы, — безучастно отозвался Мордред, — он кажется удивленным. А лицо Гахериса лишено выражения, поскольку голова его разрублена надвое.
Король испытывал скорее недоумение, чем ужас. С грустью и удивлением он произнес:
— Ланс не мог этого сделать… Он любил их обоих. На них не было шлемов, он должен был их узнать. Он посвятил Гарета в рыцари. Он ни за что не совершил бы такого поступка.
— Разумеется, нет.
— Но вы говорите, что он это сделал.
— Я говорю, что он это сделал.
— Должно быть, это ошибка.
— Должно быть, это ошибка.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что чистый и бесстрашный Рыцарь Озера, которому вы позволили сделать из вас рогоносца и похитить вашу жену, позабавился перед тем, как отбыть восвояси, убив двух братьев, — двух безоружных людей, питавших к нему дружескую любовь.
Артур опустился на скамью. Маленький паж, посланный за вином и вернувшийся, согнулся в низком поклоне.
— Ваше вино, сэр.
— Унеси его прочь.
— Сэр Лукан Дворецкий спрашивает, сэр, нельзя ли ему помочь в переноске раненых, сэр, и нет ли у нас льняных повязок?
— Спроси у сэра Бедивера.
— Хорошо, сэр.
— Паж, — окликнул он уходившего мальчика.
— Сэр?
— Какие потери?
— Говорят, погибло двадцать рыцарей, сэр. Сэр Белианс Надменный, сэр Сегварид, сэр Грифлет, сэр Брандиль, сэр Агловаль, сэр Тор, сэр Гаутер, сэр Гиллимер, три брата сэра Рейнольда, сэр Дамас, сэр Приам, сэр Кэй Чужестранец, сэр Дриант, сэр Ламбегус, сэр Хермин, сэр Пертилоп.
— А Гарет и Гахерис?
— Я о них ничего не слышал, сэр. Захлебываясь словами и еще продолжая свой бег, в комнату ворвался огромный рыжий рыцарь. Словно ребенок, он устремился к Артуру. Мешаясь срыданиями, изо рта его вылетали слова:
