— Я сейчас позвоню педиатру, моему хорошему товарищу. Он, наверное, захочет узнать, как прошли роды и все такое. Кроме вас, некому ответить, так что подождите минуту, — сказал Макс, набирая номер, и, когда на том конце провода сняли трубку, заговорил: — Ларри? Это Макс говорит. Извини, что разбудил, но нам необходима твоя помощь.
Он быстро обрисовал ситуацию и затем передал вопросы Ларри женщинам, которые сообщили, что ребенок при рождении был розового цвета, что заплакал сам, без принуждения, и что свободно сучил ножками. Все это были хорошие признаки. Дженни от себя добавила, что во время прохождения плода по родовым путям разрывов тканей не произошло (при этих словах Ханна и Мэри переглянулись, несколько удивленные научным языком, которым изъяснялась Дженни).
Макс улыбнулся и приник к телефону, слушая следующий вопрос.
— Сейчас, минутку, — сказал он, — только стетоскоп возьму, — и, положив телефон, пошел за стетоскопом.
Через несколько секунд он вернулся и, осторожно приоткрыв одеяльце, стал выслушивать грудку младенца. Все замолчали.
— Сильное… ровное… не учащенное, — сказал он в телефон, который ему поднесли. Все облегченно вздохнули.
Макс осмотрел и животик.
— Ретракции нет… дышит грудью… по всем признакам нормальное.
Послушал еще, затем добавил:
— Гемостат все еще не отсоединен… Я отсоединю его, когда закончим говорить. Как вес? Угу. Хорошая идея. Секунду. — Он махнул рукой Райдеру, который все еще держал спящего ребенка, чтобы он встал с ребенком на напольные весы, что в углу комнаты.
Макс взвесил Райдера с ребенком, затем без него и вычислил вес малыша.
— Примерно как я сказал: четыре фунта шесть унций. Ну, пару унций сбросим на пеленку и гемостат. — Макс передал ребенка Райдеру, а тот — матери. — Гм-м. Я спрошу.
Макс взглянул на часы, затем на женщин.
— Кто-нибудь заметил точное время рождения? Женщины виновато переглянулись, только Мэри смущенно улыбнулась.
— Последние четыре минуты на четвертый день, — сказала она, глядя на Дженни.
— Одиннадцать пятьдесят шесть, — перевел ответ Макс, затем кивнул. — Отлично… Да, я согласен… Спасибо, Ларри. Ждем тебя утром. — Он отключил телефон, оглядел комнату, как будто видел ее в первый раз. — Я не понимаю, мои дорогие леди, как вам это удалось, но… вам удалось.
Женщины улыбались, не скрывая радости и гордости.
— Ларри приедет завтра утром проведать ребенка. Он говорит, что, судя по всему, полный порядок и… поводов для беспокойства нет.
Взрослые по одному подходили к кроватке новорожденного, чтобы еще раз взглянуть на него. Затем все стали прощаться и расходиться на ночлег.
Мэри обнаружила дремлющего Бака за дверью. Она взяла его под руку, и они не спеша пошли в его дом. Она негромко рассказывала ему на языке сиу сначала о новорожденном, затем о Дженни.
Джош проводил Ханну до дверей ее комнаты, поцеловал в щеку и вернулся к себе. В комнате оставались Дженни и Шейн, они молча стояли, взявшись за руки и глядя друг на друга. Наконец, как бы очнувшись, все так же держась за руки, они тихо вышли. Шейн прошел мимо своей комнаты, провожая Дженни. Он не был уверен в том, что случится дальше, но знал точно, что не хочет сейчас прощаться с Дженни. Девушка остановилась на кухне, огляделась вокруг:
— Надо бы здесь убраться, прежде чем… — посмотрела Шейну в глаза и улыбнулась. — Впрочем, это может подождать, — сказала она и повела его на второй этаж в свою комнату.
Кровь все еще стучала в висках, и Дженни знала, что ей сегодня не удастся заснуть. Так много событий произошло за вечер, столько мыслей теснилось в голове, и она очень хотела поделиться всем этим с Шейном!
Она подвела его к креслу-качалке у окна, и он сел в него. А потом потянул ее, усадил к себе на колени и прижал ее щеку к своему плечу. Ноги Дженни перевешивались через ручку кресла, а он медленно покачивал ее. Было тихо, лишь поскрипывали старые половицы да ветер завывал в поле.
Наконец Дженни уже не могла больше молчать, и подробности этого вечера полились потоком:
— Я ужасно боялась… и потом побежала за бабушкой, привела ее, и она была такая удивительно спокойная… Это надо было видеть.
Она остановилась на минуту, задумавшись над сказанными словами. Просто «Мэри» в ее сердце уже стала «бабушкой». Дженни гордилась ею и была ей благодарна. Бог ответил на ее молитвы.
Дженни застенчиво подняла глаза на Шейна.
— Я никогда не видела, чтоб здесь кто-нибудь ходил в церковь, — сказала она, положив голову ему на плечо, — только Ханна время от времени…
— В детстве мама водила нас в церковь. Хотя… вовсе не обязательно ходить в церковь, чтобы молиться. Меня молиться Бак учил. Знаешь, племя сиу очень религиозное. Они выбирают такое время, чтоб было тихо, никто не мешал, и как бы медитируют, обычно не один раз в день. Ребенком, когда я понял, что делает Бак, я стал все повторять в точности как он. Думаю, поэтому я… спокойнее, уравновешеннее, чем мои братья.
— Какие слова ты говоришь, когда молишься?
— Ничего не говорю. Бак учил меня слушать. А почему ты спрашиваешь?
Дженни задумалась.
— Я… ну, дело в том, что я всегда была очень независимая, считала, что сама все могу, что… умею держать ситуацию под контролем. — Она почувствовала, как что-то пульсирует в горле, и сделала паузу. — Но сегодня… Саванна — моя лучшая подруга… как будто и ее жизнь, и жизнь ее ребенка были в моих руках, зависели от меня. Я даже не знала, с чего начать.
— Похоже, ты начала правильно. — Шейн перестал раскачиваться и, поцеловав ее в макушку, еще теснее притянул к себе. — Я так горжусь тобой, Дженни Мун.
Она тоже обхватила его руками и крепко-крепко прижалась к нему.
Его губы соединились с губами Дженни, сердце ее радостно забилось. Она подумала, что Шейн читает ее мысли. Поцелуй был таким мягким, нежным… Через секунду она бедром почувствовала, как он напрягся. Не мешкая, он обхватил ладонями ее ноги — под коленями… выше, выше… сильным движением поднялся с кресла, взяв Дженни на руки, сел на кровать и посадил ее рядом с собой. Вытянулся на кровати, одним локтем уперся в подушку, ни на мгновение не отводя от Дженни глаз. Снегопад наконец прекратился; лунный свет пробивался через окно, заливая комнату призрачным голубым светом. Шейн погладил волосы девушки, легким движением пробежал пальцами по лицу, губам. Она закрыла глаза, вспомнила, как у них все было в прошлый раз. Чувствовала, что сейчас будет по-другому. Дженни убеждала себя, что тогда их соединила страсть, похоть… Но в это мгновение она вдруг поняла, что любит Шейна, любит так сильно, что сердце разрывалось от нахлынувших чувств.
Дженни отняла ладонь Шейна от своих губ, крепко сжала его пальцы. Твердым голосом, глядя ему в глаза, она сказала:
— Я люблю тебя, Шейн Мэлоун.