— Я деликатно уступаю дорогу, — рассмеялся Джейк. Он пытался представить себе Таню в тот день, когда она вышла на работу велосипедным курьером. Получилось плохо. Причем труднее всего было представить Таню не с белыми, торчащими в разные стороны волосами. Она казалась ему очень органичной именно с такой стрижкой, которая у нее сейчас. Но вероятно, Джейк был единственным человеком, придерживающимся такого мнения.
— Но постепенно, — продолжала Таня, — я стала носить невероятные шмотки, постригла и покрасила волосы, изменила свой стиль и из чувства самосохранения, научилась вести себя так, чтобы никто не смел на меня нападать.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что и твой сарказм родился во время работы курьером? — Он удивленно приподнял брови.
— Нет. Я всегда была…
— Прямолинейной? — вежливо подсказал Джейк. — Искренней?
— Грубоватой. И это самое культурное определение, которое я бы дала.
Он прикрыл ладонью ее руку.
— Мне нравится твоя прямота, Таня. Всегда нравилась.
Она нахмурилась:
— Мой отец говорил, что когда-нибудь в приступе язвительности я сама себе прикушу язык. — Она горько вздохнула. — И оказался почти прав.
— Ты о вчерашнем процессе, ангел? — Для Джейка он сейчас отодвинулся куда-то далеко.
Таня пожала плечами:
— Наверное, должно пройти время, прежде чем я смогу забыть вчерашний позор.
— Постарайся не думать об этом. — Он еще крепче сжал ее руку. Теперь он знал, она не справится без него, а он, несмотря ни на что, будет помогать ей.
— Стараюсь.
— Вот и хорошо. Я буду рядом.
Она благодарно улыбнулась:
— Я очень ценю то, что ты для меня сделал. Но несправедливо переваливать все на тебя. Нужно самой научиться справляться с болью.
— Однако я не смогу помочь тебе, если ты не будешь откровенной, — сказал он. Но, сообразив, что форсирует события, попытался шутить: — Твой папа, может, и ясновидец, но молчать все же нехорошо.
В ее глазах появилась невыразимая грусть.
— Отец очень переживал, когда ты уволилась? — Джейк так надеялся на искренний ответ.
— Он… мягко говоря, был разочарован, — тихо сказала она. — Из-за работы, из-за Кельвина. Раньше он гордился моими успехами, а этими двумя поступками я подорвала его доверие.
— А ты не объяснила ему своих побуждений?
— Пыталась, впрочем, и с Кельвином пыталась объясниться. Они оба хорошие люди, но не понимают некоторых вещей. Например, как орнаменты из растений могут стать для кого-то делом жизни. То, что важно для одних, может не иметь никакого значения для других. Но ведь это не отменяет права на существование разных точек зрения. А я понятия не имею, как переубедить человека, если он придерживается других, противоположных взглядов.
Джейк несколько минут искал верные слова, чтобы успокоить Таню. Наконец сказал:
— Может быть, отец вовсе не потерял доверие к тебе, Таня. Он, наверное, просто волнуется за тебя. Ты одна, без семьи, в большом, не всегда дружелюбном мире. Видимо, ему было страшно за тебя. Ведь ты сразу после колледжа пошла на работу, связанную с бизнесом. — Он помолчал, затем продолжил: — Знаешь, очень трудно позволить кому-то, кого очень сильно любишь, идти своим путем. Пожалуй, это самая сложная вещь на свете.
Она сидела сжав губы, глядя куда-то поверх его головы. Джейк снова забеспокоился.
— Таня?
Она перевела на него глаза, в которых отражалась огромная боль.
— Мне пора домой, Джейк.
Он бросил взгляд на часы.
— Да, не рано. Давай я составлю тебе компанию после работы. Можно просто погулять. Мне не хочется оставлять тебя одну.
Она покачала головой:
— Со мной все будет в порядке. — Она посмотрела на него глазами раненого зверя.
— Тогда скажи, когда мы увидимся.
— Не знаю.
— Завтра? В выходные?
— Джейк, нам пока не надо встречаться…
— Даже не думай об этом, — отрезал Джейк. Сообразив, что слишком категоричен, он продолжал более спокойно: — Таня, пойми, я действую не из жалости. Я хочу тебя видеть и хочу помочь.
— Я очень ценю это. Честное слово. Но дай мне немного времени, Джейк, — сказала она твердо.
Он задумался. Адвокат и человек боролись в нем. Один хотел быть просто честным и справедливым, а другой мечтал схватить ее в объятия и больше никогда не отпускать.
Однако она имеет право на собственную жизнь, на свободное волеизъявление. Мудрые мысли вертелись у него в голове, но вслух он произнес:
— Я не согласен, Таня. Я нужен тебе, ты сама мне об этом сказала.
— Правда, — смиренно согласилась она.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Тогда что происходит?
— Не знаю, — просто ответила она как ни в чем не бывало. — Я должна прийти в себя. Может быть, найду нормальную работу, в общем, постараюсь вернуться к человеческой жизни.
— А мы? Ты предлагаешь забыть о вчерашней ночи и каждому идти своей дорогой, а потом встретиться и похвастаться успехами? Когда это будет, Таня? Через неделю? Через месяц? Узнаю ли я тебя в новом обличье, встретив на улице? — Он остановился, рассердившись на себя за бурное проявление эмоций, но уже не в силах был замолчать. — Как, черт возьми, это понимать?!
Она испуганно смотрела на него.
Отлично, подумал Джейк, слишком долго он был терпеливым тактичным Джейком Карлайлом. Он тоже живой человек, тоже нуждается в понимании.
— Это не навсегда, — сказала она.
— Почему все должно зависеть от твоих желаний? — горько спросил он, прекрасно сознавая бессмысленность своего вопроса.
— Не знаю. Я делаю так, как могу. — Она взяла сумочку. — Поеду на автобусе. Пожалуйста, попробуй понять меня.
— Не делай этого, Таня, не убегай снова. — Ему очень хотелось сказать: «Я тебя люблю», посмотреть на ее реакцию, но он решил, что нечестно действовать такими сильными методами.
Она повернулась, и Джейк по ее глазам понял: Таня сейчас чувствует себя не лучше, чем он. Он протянул руку.
— Таня!
— До свидания, Джейк.
Он не двинулся с места. Через минуту услышал стук закрывающейся двери, закрыл глаза и глубоко вздохнул.
Он позволил ей уйти.
Черт побери! Он поднял кулак и со всей силы стукнул им по стене.
Глава 8
Джейк медленно прохаживался вдоль прилавков хозяйственного магазина. Неожиданно для себя он обнаружил, что с удовольствием находится здесь, в окружении приспособлений для сада, для ремонта дома и прочих атрибутов образа жизни а-ля «сделай сам».